В тот же миг Джеймс со стуком поставил чашку на стол, словно обозначая точку в тираде Евы. Он был из тех людей, что всегда имели собственное мнение по любому поводу, и, чаще всего, оно было наиболее рациональным. Сухость и прагматизм смешались в Джеймсе Мориарти с остротой ума и повадками инфантильного психа, что давало на выходе безумно расчётливую и умную личность.
— Невозможно спасти всех, — он говорил это без сожаления, как самый обычный факт, который нужно принять. — Твоя проблема в линейности. MI-6 — зло, что убивает невинных в угоду правительственным интересам, а ты — сопротивление, что идет против укоренившихся законов. Красивые сказки. Подобный сценарий больше подходит к сопливым книгам для подростков, чем к жизни.
— О, прекрасно, теперь ты объясняешь мне, что мир не делится на черное и белое, как ребёнку.
— Я не вижу в твоих словах нужной рациональности, и, хотя, я бы предпочёл другое определение, ты — ребёнок, Ева. Несмышлёный, маленький человек, что барахтается в собственных проблемах и принципах, воспринимая мир в диапазоне из двух цветов. Плохое или хорошее, черное или белое, эгоизм или альтруизм — это понятия, что давно уже изжили себя. Они не применимы сейчас просто потому, что линейны в своей основе. Не существует лишь двух точек зрения, всегда есть нечто посередине.
— Так вот, как это действует, — твоя эта власть. Ты просто никогда не принимал чью-то сторону, будь то терроризм или бизнес.
— Верность — наивная сказка, в конце которой тебя все равно предадут.
— И поэтому ты предаешь сам.
— Я лишь использую возможности. Система рынка универсальна, так почему бы не применить её к жизни. Мы делаем только то, что нам выгодно. Поэтому, когда мне выгодно будет убить Клемана и объединить наши активы, я сделаю это.
— Разумно.
— А теперь вернемся к подготовке. Нужные книги есть в твоем кабинете.
— В моём?
— Да. Соседняя дверь справа от твоей комнаты. Список, в каком порядке, что читать, тоже там. Начни сегодня. Я хочу, чтобы ты знала всё, что нужно об инкотермс.
— Перевозки? Хорошо, что-то о них я точно знаю. Придётся восполнить пробелы. Но у меня один вопрос: что именно я буду предлагать Ларсу Труману?
— В 2008-м, когда кризис повально рушил экономику, представители пятидесяти крупных мировых компаний решили начать разработку одного спорного проекта. Суть его заключалась в том, что путём незначительных изменений в законодательстве ключевых стран (что при наличии денег и связей вполне возможно) и полной монополизации возможно обеспечить себе зону свободной торговли на мировом рынке. Они решили косвенно объединиться в одну крупную глобальную компанию и торговать товарами по трансферным (то бишь, внутренним) ценам. Это вроде глобального теневого рынка, повалить который в то время не составляло особого труда.
— К чему ты клонишь?
— Ларс Труман хочет прибыль. Деньги — всё всегда упирается в то, чтобы заработать максимум денег и не тратить много усилий. Ты предложишь ему аналог этой схемы: более реальный и конструктивный в условиях современного рынка.
— И ты думаешь, что человек, который буквально живёт этой чёртовой экономикой, клюнет на такой утопический бред.
— Всё зависит от того, как ты это преподнесёшь. Любой бред можно с лёгкостью выдать за правду.
— То есть, ты не отрицаешь, что эта затея — бред?
— На то и расчёт.
— Можешь объяснить?
— Старина-Ларс не очень-то преуспевает в последнее время и держится за счёт старых связей и, что для нас более важно, авторитета. Когда в совете директоров пойдёт слух, что Труман решил положить всё на кон заведомо провальной идеи, ему конец. Ну, а когда ты добудешь то, что мне нужно — его банковские реквизиты, он фактически станет банкротом.
— Ты хочешь уничтожить его?
— Именно, — вдохновенно сказал Джеймс.
— Знаешь, я даже представить не могу, какие должны быть причины, чтобы совершить такое.
— Тебе достаточно знать, что они весьма весомые.
— Любишь же ты говорить загадками…
Ева в последний раз взглянула на Мориати и вышла из-за стола. Её кабинет оказался весьма уютной укромной комнатой, где было без лишних слов хорошо. Множество книг заполняло здесь пространство и создавало совершенно иную атмосферу, нежели та, что царила во всём доме. Большинство изданий на полках были на французском и итальянском языке. В основном — это художественная литература, мало интересовавшая Еву. Совсем иное дело — книги, что стояли стопками на столе. Из них, что удивительно, всего несколько было непосредственно посвящено экономике. Большая часть — общеобразовательная ересь, как её обозначила Ева. Психология, математика, философия, будто она — чёртов профан. В списке, что прилагался, книги чередовались по достаточно странной схеме. Рядом, порой, указывались главы и страницы, которые нужно прочесть. Отдельное место было отведено информации о самом Трумане, коей было весьма немало.
— Что ж, начнём с первого пункта, — пробубнила Ева, хватая верхнюю книгу из стопки.
Ева ещё со времен университета выработала для себя схему, по которой она учит материал. Помогала сосредоточенность и несколько простых визуализаций. Продуктивность работы определяло не то, сколько материала ты запомнишь, а то, сколько из этого тебе реально понадобится. Она не могла обучиться всему, но на необходимом для себя уровне знала программирование, психологию и владела несколькими языками. Восполняя для себя некоторые пробелы, Ева пыталась действовать так, как раньше. Это было не столь легко, ведь за несколько лет вынужденного аскетизма и сосредоточенности на одном роде занятий многое успело забыться, а старые навыки истрепались со временем. Начинать было тяжело. Несколько глав тянулись так долго, словно в её мозгу закончилось топливо и он пытается выжать из себя последние силы, чтобы обработать всю информацию. Она читала о машинах, отчего странные ассоциации всё чаще посещали ум Евы. Когда день подошёл к концу, она успела прочесть лишь половину из того, что планировала. Саднящее чувство неудовлетворенности собственной работой раздражало Еву настолько, что она решила обойтись этой ночью двумя часами сна (если повезет). На улице уже вовсю царила ночь, когда телефон на столе завибрировал, оповещая о новом сообщении.
«Гостиная. Сейчас. Это важно. ДМ», — писал Мориарти.
«Что за нелепая привычка подписывать сообщения? — подумалось Еве, когда она спускалась на первый этаж. — Будто кто-то кроме Джеймса и Морана мне ещё пишет». В прочем, общение СМС куда больше прельщало Еву, нежели личные разговоры, которые, в случае с Мориати, были сродни весьма изощрённой пытки для мозга и нервной системы. Именно поэтому любые претензии к странностям переписок с Мориарти сами по себе пропадали в глубине её мыслей.
Миновав тёмный лестничный пролёт, Ева спустилась в холл, откуда прямиком пошла к той части этажа, что звалась гостиной. Там, позади низкой софы, стоял Мориарти, уставившись на экран настенной плазмы. Новостной канал показывал репортаж об открытии высотки на берегу Гудзона, которую журналисты называли вестсайдским Капитолием. Большой бетонный небоскреб с куполообразной крышей возвышался на левом берегу реки и представлял собой новую штаб-квартиру ведущей американской научно-исследовательской корпорации, чьё название Ева так и не услышала. Когда камера переместилась с репортера на сцену с трибуной, на первом плане показались двое мужчин: низкий коренастый старик Энтони Белл — владелец корпорации — и в противовес ему высокий и статный Ларс Труман. Ева узнала его с первой секунды. Его не зря называли мраморным королем — взгляд Трумана был холоден, а позиция тверда, как та самая пресловутая порода. Его речь так и не показали полностью, вставив всего несколько звучных реплик в репортаж. Когда на экране вновь замелькала заставка, Джеймс резко выключил телевизор.