— Поговорим об этом позже, — шепнул Мориарти. — Сейчас у нас есть дела поважнее — нужно остановить моего брата от отчаянной попытки самоубийства.
Его слова застали Еву врасплох. Она взглянула на Джеймса своими широко распахнутыми глазами, которые на миг утратили свой искусственно-голубой блеск, и спросила:
— Ты знал?
Её вопрос был встречен с безрадостной ухмылкой.
— Догадался поставить прослушку на его телефоне.
Не сказать, чтоб ответ Мориарти удивил Еву, — она уже свыклась с обоюдным недоверием, которое воцарилось меж ним и Дауэлом, пусть и надеялась, что эта поездка немного осадит их затянувшуюся вражду.
— Милые же у вас отношения, — протянула Брэдфорд.
— Какие есть, — ответил Джеймс, перезаряжая свой Глокк.
Спустя мгновение они уже покинули уютную тьму холла и направились в сторону ослепительно-белого коридора. Ева смотрела строго вперёд, стараясь не думать о том, что их ждёт впереди, но с каждым новым шагом ощущение неизбежности конца охватывало её мысли. Портреты французских монархов, обвитые золотым плющом, становились всё ближе, а чувство тревоги нарастало.
Хотелось верить, что Марк Дауэл не совершит ошибку.
***
Когда пришло время покидать большой зал, Марк понимал, что это дорога в один конец. Он нервно поглядывал на рубку звукорежиссёра, где сейчас должен был находится его брат и жалел, что не может хоть как-то проверить, идёт ли всё у них с Евой по плану. Странная паранойя не отпускала Дауэла с того самого момента, когда они с Джеймсом отправились в путь к Версалю. Вся эта длинная дорога прошла для Марка в совершенно бесполезных, но откровенно навязчивых самокопаниях, которые не прекратились даже в тот миг, когда он пересёк черту дворца и в числе других гостей этого пира во время чумы занял своё место в большом зале.
Сидеть там было невыносимо. Приходилось улыбаться в лицо людям, которые когда-то с содроганием боялись его, главу одной из лучших мировых спецслужб, а теперь лишь молча презирали, тихо перешептываясь за своими столами. Дауэл чувствовал себя чужим на этом празднике смерти, но виду не подавал, продолжая театрально скалиться в ответ на нелепые шутки швейцарского премьера, который, похоже, знатно перебрал с местным шампанским. Но всё это утратило вес в тот самый миг, когда молодой парниша — один из прихвостней Асада — закончил свою наигранную тираду и позвал на сцену настоящего хозяина этого вечера.
Его речь была короткой и весьма запоминающейся, если судить по реакции сидящих в зале. Асад считал себя героем, что должен очистить это мир от сорняков войны и анархии. Забавная метафора в стиле раннего Вергилия позабавила Дауэла и заставила напрячься сидящего на тройку рядов выше Майкрофта Холмса, который за всё то время, что вещал Зейд, ни на миг не оторвал взгляда от сцены. Даже для такой вездесущей паскуды, как Снеговик, Асад со своими имперскими амбициями оказался не по зубам. Он переломил эту систему в тот миг, когда главный человек британского правительства услужливо позволил ему подорвать добрую половину руководства ЕС. И как бы Холмсу не хотелось оставаться на коне, как бы он не кривился от малейшей лжи с уст Асада, он должен был признать, что проиграл. Ему никогда не хватит смелости пойти против установленного порядка, он не анархист. В отличие от Марка, которому больше нечего терять.
Тост, с которым Асад закончил свою речь, был встречен громкими возгласами и бурными аплодисментами, и Дауэлу, пусть и без особого энтузиазма, но всё же пришлось поддержать этот наигранный порыв. Как только Зейд сошёл со сцены, к Марку подбежал его юркий секретарь и с режущим ухо баварским акцентом попросил следовать за ним к выходу. Марк в последний раз кинул взгляд в сторону затемнённых окон режиссёрской рубки, после чего поднялся с места и медленно пошагал в сторону двери.
Их аудиенция с Зейдом должна была состояться в одном из кабинетов этого непомерно большого здания. Путь пролегал через длинный, слабоосвещённый коридор, упирающийся в широкий зал, устеленный сверкающим мрамором. На другом его конце находилась витиеватая лестница, уводящая во тьму верхних этажей Версаля. Не сказать, чтобы Марк был особым ценителем архитектуры рококо, но даже его скептический взгляд мог уловить особую, по-своему притягательную эстетику этого места. За время их короткого променада, который в конечном итоге закончился внушительных размеров читальной комнатой на самом краю очередного вычурного коридора, Зейд не проронил ни слова. Он лишь указывал путь, продолжая время от времени поглядывать на свой платиновый «Rolex».
По обе стороны их всё время окружали люди из личной охраны Асада — судя по специфическим татуировкам, украшавшим их руки, это были ливийские наёмники. Шутить с такими чревато весьма прискорбными последствиями. В миг, когда они с Асадом вошли в приятный полумрак читальной комнаты и позади послышался хлопок двери, Марку изо всех сил захотелось, чтобы Джеймс смог всё же запустить третью фазу их плана.
— Присаживайтесь, — сказал вдруг Зейд, указывая на два изящных кресла, стоявших в самом центре комнаты
Они расположились друг напротив друга, усевшись рядом с небольшим кофейным столиком, на котором одиноко примостился чайный сервиз. Марк с восхищением наблюдал за Асадом, что чувствовал себя по-хозяйски комфортно даже в таком вычурном и отнюдь не предназначенном для жизни месте, как Версаль. Палац был выбран не спроста — этот отголосок монархии в сердце европейской демократии стал символом власти, да притом абсолютной и непоколебимой. Всё в этом здании — от сверкающей золотом лепнины до вздымающихся ввысь зеркал, обрамляющих добрую половину здешних залов, подпитывало самолюбие Асада, раздувая его эго до поистине континентальных масштабов.
— Юрген сказал, вы хотите предложить мне сотрудничество, — заговорил Зейд. — Что ж, я весь во внимании.
Асад по хозяйски откинулся на спинку кресла и одарил Марка одним из своих пристальных взглядов. Этот жест наверняка вводил в ступор многих его шавок, думал Дауэл расплываясь в едкой улыбке.
— Меня интересует участь в проекте «Баал», — уверенно сказал он.
— В качестве кого? — заинтересованно спросил Зейд.
Его презрительный тон слегка раздражал Дауэла, но он продолжал держать марку, подавляя рвущееся наружу желание спустить в Асада весь магазин его небольшого револьвера, что хранился во внутреннем кармане пиджака вместе с пачкой «Бенсона».
— Партнёра, эксперта, штатного советника — служба в разведке сделала меня мультизадачным, — и если уж осталась в его заготвленной речи хоть капля правды, то это была она.
Дауэл не считал себя семи пядей во лбу, но уж в умении быть полезным ему не было равных — эту простую истину он осознал для себя ещё в начале своей карьеры в Цирке. Таких, как он, ненавидели в Форин Офисе и яростно отторгали на Даунинг-Стрит, но прикончить не могли, ведь знали, что вместе с одним Дауэлом умрёт и всё его наследие, что выражалось в самой важной валюте современности — в знаниях.
— Просто блеск, — театрально воскликнул Асад. — Научите нас, как выгодно сбывать списанное в утиль оружие?
— Для всего нужен определённый талант, — усмехнулся Дауэл.
Хриплый, низкий смех сорвался с уст Асада и Марк на миг оцепенел. Он никогда прежде не видел, чтобы кто-то мог так смеяться. В этом жесте не было ничего от живого человека — лишь животный рокот, который приводил в праведный ужас любого, кто его услышит.