Ева смотрела на Ларса и понимала, что она — первая, кто услышал ту историю из его уст. Текст был не заучен, он казался ей эмоциональным, но без излишеств. Ларс всё же умел контролировать внутренние порывы, а потому был сдержан. Его выдавали лишь руки, что подрагивали в треморе и всё время привлекали внимание Евы. Он то сжимал их в кулаки, то вцеплялся в ткань пиджака, пытаясь скрыть дрожь за поправлением несуществующих складок на одежде. Его история была правдивой в своей основе, и Ева ей верила. Она точно могла определить лгунов, и Ларс отнюдь не был одним из них… по крайней мере, сейчас.
— Вы не вините себя в её смерти, не так ли Ларс? — спросила Ева. — Вы лишь хотите, чтобы я так подумала.
— Я виню себя лишь в том, что лишил её жизни гораздо, гораздо раньше.
— Одиночество не убивает людей. Убивают слабости, болезни, люди, но никак не одиночество. Пустота не причиняет боли. Она лишь не даёт ей уйти. В какой-то момент человек ломается, и желание жить в нём исчезает. Вам знакомо это чувство, мистер Труман.
— Как и вам.
До встречи с Ларсом Ева почти была уверена, что он навёл о ней справки. Многого он узнать не мог, но и нечто лишнее в тех данных было. Видимо, за время их «расставания» он копнул чуть глубже. Главное в такой ситуации для Евы — тот факт, что Ларса не беспокоит её прошлое. Он совершенно спокойно относится к криминалу, и это не удивительно с его репутацией.
— Я мертва по определению, — спокойно ответила Ева. — Осталось только дожить тот остаток лет, что мне отведён. Вы же живы, как и любой на этой улице. Вам не нужен десяток поддельных имён и метание от одного угла к другому.
— Только не говорите, что отдали бы всё за такую жизнь, как у меня, — с усмешкой сказал Труман. — Это жутко тривиально.
— Меня не совсем устраивает моя жизнь, но другой я не хочу. Лучше уж навести порядок в своей.
— Ещё минуту назад я думал, что вы готовы пустить себе пулю в висок. Откуда этот оптимизм?
— Не знаю, он просто… порой, появляется. Неожиданно для себя иногда я осознаю, что мир не так уж плох. Но, думаю, так будет недолго. Пока у меня ещё есть работа и цель, поводов убивать себя нет.
Она думала в тот момент о славных днях, что были между заданиями в Париже. Тогда всё казалось простым, потому что наихудшее оказалось позади, а всё, что было далее — лишь лёгкие порывы ветра после масштабного урагана. Такие моменты — цель, а работа — лишь путь к ним. Подобная жизнь кажется Еве не столь ужасной, а от того и куда более приемлемой и приятной. Даже Мориарти в моменты затишья походит на нормального человека, филигранно заталкивая свои странности в дальний угол сознания.
Ларс ничего не ответил на слова Евы. Он молчал, глядя куда-то вдаль — туда, где огни ночного Монако разрезали тьму своим неоновым маревом. Всё, что смогла разглядеть Ева, — это небольшую вечеринку под открытым небом у самого берега.
— Вы только гляньте на них. Натянутые улыбки, напускная любезность, «Ещё один танец, дорогая?» — это ли не мерзость? Только представьте, что творится в их умах.
— Не хочу, — сказала Ева.
— Почему?
— Я их не знаю, а, значит, — поводов для разочарования у меня не будет. Мне легче думать, что эти люди счастливы и искренни.
— Я полагал, вы — критичная личность.
— О да. Большую часть времени.
— Вы верите мне?
— Процентов на семьдесят.
— Тогда вы, скорее, наивная.
— Если бы вы хотели соврать о своей жизни, то написали бы очередные штампованные мемуары, а не сидели бы здесь с почти незнакомой девушкой.
Еве казалось это совершенным безумием — разводить откровенные разговоры с незнакомым человеком. Она не находила в этом должной доли романтики мимолётных встреч и почти искреннего сострадания, особенно когда твой собеседник почти точно собирается прикончить себя и пытается поставить точку в своей жизни. Ева ощущала этот стойкий дух разочарования и боли, что заполнял собой пространство вокруг Ларса. Он напоминал ей перегоревших рок-звёзд — такой же, по определению, пропащий человек.
— Вы свободны в понедельник, ближе к десяти вечера? — спросил Ларс, вставая со скамьи.
— Вы избавили меня от работы, мистер Труман.
— Вы ведь не клерк, мисс Доуз?
— Никогда не любила офисы.
— Вам там нечего делать, — отстранённо бросил Ларс.
— До свидания, мистер Труман.
— До понедельника, Ева.
Совсем скоро Ларса Трумана уже не было видно в густой роще, и Ева отчаянно повалилась на скамью. Всё было подобно сну: и тот вечер, и ночная езда по широкому шоссе, и дом, где оказалось чертовски холодно без горящего камина и исправного отопления. Странности её работы казались настолько неожиданными и непредсказуемыми, что Еве вдруг захотелось вернуться в свою укромную квартирку в Ричмонде и нырнуть с головой в ту самую убийственную, но понятную рутину. Она уже с трудом понимала, чего ожидать дальше (не столько от Трумана, сколько от приказов Мориарти).
«Быть психологом для бизнесмена-суицидника — это просто предел мечтаний!.. Отличный рост по карьерной лестнице, Брэдфорд!»
Помимо всего прочего, в голову Евы лезли совершенно непрощенные мысли о том, что, в конечном итоге, она не делает ни черта, кроме того, что усмиряет чужое отчаяние. Нужную информацию она ни за что не получит, ведь и формат общения не тот, да и со смертью Трумана она станет уже неактуальной. Мыслей о решении этой проблемы было не так много, а тех, что представляли какую-то пользу и были хоть на десятую долю рациональными, и вовсе не имелось в наличии.
Джеймс Мориарти — тот, кто в данный момент представлял для Евы наиболее реальную угрозу, дал о себе знать настолько же внезапно, как и исчез. Он позвонил Еве в половине девятого в одно холодное утро за день до того, когда должна была состояться встреча с Труманом.
— Джеймс?
— При других обстоятельствах я бы мог подумать, что ты уже мертва.
— С чего бы мне быть мёртвой? — непонимающе спросила Ева.
— Твой телефон был вне зоны доступа последние несколько суток. Что бы это могло значить?
— Я не… С моим телефоном всё отлично.
— Чёрт. Ты уверена?
Реплики Джеймса то и дело прерывались громким стуком, который больно бил по перепонкам Евы. Она не могла расслышать и половины того, что говорил Мориарти, а потому полагалась лишь на те обрывки фраз, что доносились до её слуха.
— Да! — она пыталась перекричать помехи. — Какого чёрта? Что за шум у тебя на фоне?