Папа же, наоборот, последние дни ходил гоголем. Утром он тщательно выбирал себе рубашку и галстук. Зачем-то побрызгал одеколоном носки и перед выходом из дома сиял, как новенький червонец. И чтобы не запачкаться в общественном транспорте, папа вызвал для нас такси. И я снова понадеялась, что мы сможем застрять в пробке или попадём в аварию, и тогда не придётся участвовать в телесъёмках. Но как нарочно, доехали мы очень быстро и без происшествий.
Возле здания цирка было много народу, и я даже увидела несколько знакомых лиц в толпе. Вероятно, не все наши знакомые получили право на участие в съёмках. Кому-то приходилось довольствоваться ролью зрителей.
И чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, мы с папой зашли внутрь здания цирка через служебный вход.
– Ваши пропуска, граждане! – остановил нас пожилой охранник, сидевший в полумраке коридора.
– Люська, у нас есть пропуска? – тут же спросил меня папа.
– Нашёл, у кого спрашивать! – огрызнулась я, и слабая надежда снова шевельнулась у меня в душе.
Если нас сейчас не пустят внутрь, то и никаких съёмок тоже не будет. По крайней мере, мы с папой не будем участвовать в этой постановочной вакханалии, рассчитанной исключительно на привлечение внимания широкой публики, а не на поиск мамы.
– А если мы предъявим Вам свои паспорта, этим можно будет заменить отсутствие пропуска? – робко поинтересовался папа.
– Показывайте свои паспорта! – благодушно позволил придирчивый охранник.
Но едва папа открыл свой паспорт и показал охраннику, как тот сразу же изменился в лице.
– Что же Вы не сказали, что Вы – тот самый Самойлов!
– Откуда же я знал, что я – тот самый? – в свою очередь удивился папа.
– Проходите, Вадим Семёнович! Извините за грубость, но работа у нас такая. Шастают здесь все, кому не лень, и норовят без пропуска попасть за кулисы. Даже не представляете, с каким контингентом порой приходится иметь дело! – почему-то начал оправдываться охранник, словно мы его в чём-то обвиняли.
– Всё в порядке, не беспокойтесь, – махнул в ответ рукой папа и стал убирать в карман пиджака свой паспорт. – Лучше скажите, куда нам теперь идти?
– Прямо по коридору, а затем налево. Там уже Вас ждут.
– Спасибо, – ответил папа, и мы пошли в указанном направлении.
Свернув налево, мы вышли в ярко освещённый коридор, по которому ходили люди. Какая-то ярко накрашенная женщина, с малиновым шёлковым шарфом на шее, увидев нас, сразу же поспешила навстречу.
– Как хорошо, что Вы приехали пораньше! Идёмте быстренько в гримёрную, где вас приведут в порядок, а затем на съёмочную площадку! – сказала она, подхватывая нас с папой под руки.
И не успели мы опомниться, как уже сидели в гримёрной с кучей зеркал, и стилисты привычно-умелыми движениями занялись наведением красоты на наших лицах и волосах.
Через некоторое время в гримёрную комнату стали приходить ещё люди. Кого-то я знала, кого-то нет. Но папа знал всех. Это были наши родственники, а также знакомые. Я и не думала, что желающих посетить это действо будет так много.
Увидев нас, все пытались изобразить на лице горе и тут же начинали причитать, говоря, как сильно переживают за маму. Но я-то видела, что их глаза совсем не были грустными. Наоборот. При взгляде на этих людей становилось очевидно, что все они находятся в радостном возбуждении, еле сдерживая своё нетерпение. Желание засветиться на телевидении перевешивало все остальные разумные доводы. Все эти люди пришли сюда покрасоваться, а не помочь нам с папой отыскать маму.
А когда нас с папой закончили прихорашивать, то пригласили пройти на главное место действия, на котором и будет всё происходить. На арену цирка.
В детстве мне доводилось бывать в цирке. И не раз. Но никогда ещё мне не приходилось находиться на месте артистов.
Сидеть в зрительном зале, благополучно прячась от чужих глаз в темноте, всегда было удобно и спокойно. И я даже не задумывалась над тем, что чувствуют артисты цирка, стоящие на арене в лучах софитов. Теперь я это узнала.
На меня были направлены тысячи глаз зрителей, которыми был наполнен зал. Не было ни одного свободного места. Полный аншлаг. Я и подумать не могла, что эти телевизионщики пригласят ещё и зрителей на программу. Неужели им недостаточно наших родственников и знакомых, которых и так пруд пруди! Я чувствовала себя вошью под микроскопом учёных, рассматривающих каждую мою ресницу. И от того, что я была прижата стеклом к микроскопу, я никуда не могла деться от этих внимательных и придирчивых взглядов, следящих за каждым моим движением, за каждым моим вздохом.