Но в этот момент я услышала лёгкий треск. Оглядевшись по сторонам, чтобы выяснить источник шума, я заметила на оконном стекле небольшую трещину, которую не видела раньше. Собственно, в этом не было ничего удивительного. Стёкла, вообще, вещь хрупкая, которая и может треснуть от любого удара или вибрации. Но беда была в том, что эта трещина не стояла на месте. Она разрасталась прямо у меня на глазах, как в фильмах ужасов, словно с другой стороны стекла сидел гигантский паук, который быстро-быстро плёл паутину, в считанные секунды покрывая ею окно. А треск не прекращался, пока вдруг стекло не взорвалось. Его осколки полетели прямо на меня. А я даже не успела закрыть лицо руками!
И хотя в следующую же секунду я отвернулась, закрывая левой рукой голову, было уже поздно. Резкая острая боль множеством раскалённых ножей вонзилась в моё лицо и кисти рук. И лишь холод, ворвавшийся в каморку вместе с разбитым окном, не позволил мне потерять сознание от боли.
Не сдерживая эмоций, я завыла.
Некоторое время я ничего не соображала, потому что боль была такой, что, казалось, у меня не хватит терпения и мужества, чтобы её выдержать. Ощущение было такое, словно кто-то взорвал петарду прямо у моего лица, и теперь тысячи огненных стрел поджаривали моё лицо и руки. Я даже не открывала глаз. Потому что ничего не могла видеть, кроме постоянных вспышек, мелькавших перед моим взором.
И лишь когда первый шок прошёл, я попыталась медленно открыть глаза и посмотреть на руки, но сквозь потоки крови, льющейся из ран, понять, каково моё положение, было сложно. Поэтому я начала потихонечку пальцами ощупывать свои руки, и встречая на пути осколки стекла, стала извлекать их из своей плоти.
Это было, наверное, ещё хуже, чем тогда, когда они вонзились в моё тело. Тогда, по крайней мере, мне не нужно было каждый раз собираться с духом, превозмогая внутреннее сопротивление, чтобы причинить себе очередную порцию боли.
У меня даже не осталось сил, чтобы стонать. Лишь слёзы продолжали литься из глаз, замутняя мой и без того неясный взгляд.
И так я вынула сначала осколки из своих рук. Сначала из левой, потом из правой. Затем наступила очередь лица. По идее, нужно было делать это перед зеркалом, но я боялась взглянуть на своё отражение, чтобы не лишиться чувств. Поэтому я аккуратно, дюйм за дюймом пальцами исследовала кожу на своём лице, после чего, вдохнув побольше воздуха, приступила к извлечению крупных осколков. Мелкие я решила не трогать, чтобы не поранить себя ещё больше. Вот доберусь до больницы, тогда врачи под наркозом извлекут их. А заодно и наложат швы.
Подспудно в голове мелькнула мысль о том, что теперь до конца жизни я буду выглядеть похожей на Шрека, если, конечно, не сумею заработать деньги на пластическую операцию. От этого открытия сердце больно закололо, и я почувствовала себя ещё хуже, чем в тот миг, когда осколки стекла вонзились в моё тело. Но сейчас нельзя было об этом думать, чтобы не сойти с ума и не наделать глупостей. Нужно было выбраться из этого дерьма, а потом уже разбираться с последствиями.
Эти мысли придали мне сил, и я смогла выдернуть из кожи лица первый крупный осколок, который впился в правую скулу.
Слёзы с новой силой брызнули из глаз, а я снова поглубже вдохнула и выдернула из левой щеки другой осколок.
Я чувствовала, как вместе со слезами кровь льётся по лицу мощными потоками, и нужно было её остановить. Тогда я достала из кармана куртки носовой платок и приложила его к ране на правой скуле и пожалела, что не захватила с собой полдюжины платков. Сейчас они бы мне очень пригодились.
Затем я выдернула несколько небольших осколков со своего лба, уже не чувствовав такой боли, как раньше. Видимо, эти осколки не вошли глубоко.
После этого я медленно стала подниматься на ноги. Окровавленные осколки я так и оставила лежать на полу вагончика, куда их благополучно скидывала, не думая о последствиях. Мне хотелось выйти наружу, чтобы приложить снег к своему горящему лицу и рукам. Нужно было смыть кровь и хоть немного заглушить боль, поэтому я, пошатываясь от накатившейся слабости, вышла из вагончика, добрела до первого же сугроба, плюхнулась на колени и опустила лицо прямо в снег. И на какие-то мгновения мне стало легче. Я даже не дышала, чтобы случайно не сбить это ощущение. И лишь когда поняла, что воздух мне всё-таки необходим, то подняла лицо, чтобы вздохнуть, после чего хотела повторить процедуру, но заметила, что то место, куда я всего лишь минуту назад с таким упоением опустила своё лицо, теперь прекратилось в кровавую кашу. Поэтому пришлось немного подвинуться в сторону и опуститься в снег немного правее.