Мы были последней «пятеркой». Мастера довольно долго совещались при закрытых дверях, а когда вышли, Монюков сам подошел ко мне: «На третьем туре начинай с Блока. Даже если кто-то попросит читать Достоевского или Беранже, никого не слушай. Ты меня понял? Если надо будет, я тебя поддержу». Конечно, я все понял и страшно обрадовался. Значит, я прошел на третий тур, который должен был состояться послезавтра. Оставался последний рубеж, который я должен во что бы то ни стало преодолеть.
«Теперь ты просто обязан позвонить Астангову, – даже не сказал, а распорядился отец. – Нехорошо столько времени держать человека в неведении».
И я позвонил.
Михаил Федорович сразу же набросился на меня: «Сережа, куда вы пропали? Мы с Аллочкой специально отложили отъезд в Рузу, ждем вашего звонка, а вас все нет и нет!.. Поймите, может быть, вы уже опоздали!» Я с трудом смог вклиниться в негодующий словесный поток великого артиста и рассказать ему все с самого начала. И о том, как прилетел в Москву сразу после выпускного бала, и о том, как проспал и как помчался в училище и все же опоздал, и о том, как ни с того ни с сего решил читать «Нунчу» и потом долго сидел в коридоре, понимая, что случилась катастрофа, что я навредил не только себе, но и подвел такого замечательного человека, как Михаил Федорович… И о том, наконец, как с отчаяния пошел на консультацию во МХАТ и вот завтра должен читать на третьем туре. Астангов молча выслушал меня, как-то странно хмыкнул и уже спокойно произнес: «Замечательный урок!.. Ну что же, дорогой мой, если завтра провалишься во МХАТе, звони.
Я все-таки попробую тебе помочь. Ну а если победишь мхатовских монстров, значит, так тому и должно было быть. Поверь, мхатовская школа ничуть не хуже вахтанговской. Желаю успеха и жду завтра твоего звонка. Когда начало тура?» – «В семь часов вечера», – ответил я. «Ничего. Мы ложимся поздно. Звони!» И повесил трубку. Слушая короткие телефонные гудки, я вдруг сообразил, что впервые Михаил Федорович говорил со мной на «ты»!.. Для меня это тоже стало событием.
Третий тур проходил в Большом зале. Так называлось не слишком просторное помещение на втором этаже, где проходили дипломные спектакли выпускных курсов. И где, кстати, родился театр «Современник», первые спектакли его ставились именно на этой сцене. Но сейчас занавес был закрыт, все стулья для зрителей убраны, а у входа вытянулся стол для приемной комиссии, И вот сверху по широкой лестнице начали спускаться вершители наших судеб: В.З. Радомысленский, В.О. Топорков, В.Я. Станицын, П.В. Массальский, А.М. Карев, Г.А. Герасимов, С.С. Пилявская, Д.Н. Журавлев, Е.Н. Морес, В.П. Марков, А.А. Скрябин, И.М. Тарханов, К.Н. Головко, В.Н. Богомолов, конечно же мой «талисман» В.К. Монюков и педагоги-стажеры Е. Радомысленский, О. Герасимов и иже с ними.
Это сейчас я могу назвать каждого из них, а тогда эти важно шествующие люди казались мне сонмом корифеев Художественного театра. Эдаким Ареопагом. Точь-в-точь полное собрание Брокгауза и Эфрона на театральный манер.
Нас завели в зал и рассадили на стулья. Момент торжественный.
«Десницкий Сергей Глебович, 17 лет, окончил школу в этом году», – возглашает Вениамин Захарович.
Вот те раз! Выхожу на середину зала к одиноко стоящему стулу, берусь за его спинку правой рукой и, следуя совету Карлыча, объявляю: «Александр Блок. „Без названия"». Набираю в легкие воздух, чтобы начать читать, как неожиданно в зал с грохотом врывается человек. Опрокидывает стул, чуть не сбивает с ног студентку с кипой бумаг в руках, но при этом крадется на цыпочках, пытаясь остаться незамеченным.
И комиссия, и мы, абитуриенты, как по команде, поворачиваем головы в сторону двери.
«Александр Михайлович!.. Мы уже начали!..» В голосе Радомысленского столько осуждения и справедливой укоризны, что вошедший весь скукоживается и свистящим шепотом умоляет: «Извините, опоздал!..» Ну, конечно же это он! Небольшого роста с прической, которая так и не решила, с какой стороны у нее пробор: слева или справа?.. А волосы на затылке встали дыбом. Комиссаров! Мое поколение кинозрителей помнит, как смешно Александр Михайлович играл в кинофильме «Цирк» роль Скамейкина.
Наконец все успокаивается. «Можно начинать?» – не слишком уверенно спрашиваю я. «Да, да… Конечно, начинайте», – великодушно разрешает Вениамин Захарович, но я вижу, что он недоволен. «А позвольте спросить вас, уважаемый Сергей Глебович, – вдруг раздается из-за стола вальяжный барский голос Массальского (его я тоже узнал по кинофильму «Цирк»), – как вы закончили среднюю школу?» – «Нормально», – отвечаю я. «А что сие „нормально" означает?» – не отстает от меня Павел Владимирович. Зачем ему понадобилась моя успеваемость? Бред какой-то. «У меня в аттестате четыре четверки», – отвечаю я, почему-то разозлившись. «А остальные тройки?» – не унимается Массальский. «Нет, пятерки!» Я раздражаюсь все больше. «Вот как! Отличники в артисты подались. Страшновато!»