— Тала, ты мне с первого мгновения насквозь душу и сердце пробила, куда тем пулям. Я ночами до сих пор иногда тебе лоб щупаю, проверяю, чтоб не лихорадило… Ты когда устаешь или от головной боли поморщишься просто, мне ж, как навылет в грудь! Ну куда еще одну беременность? От первой восстановиться нужно! — непререкаемо и резко обрубил. — И потом, я — Гончаренко, помнишь? У них, считай, одни пацаны.
— Но твоя же мать из их рода, а она точно была не мальчиком, — стрельнула глазами снизу вверх, продолжая лукаво улыбаться и ничуть не боясь его грозности.
Этот дракон своим пламенем никогда ее не обжигал, только согревал, заставляя забывать любой холод и болезнь.
— Так что шансы довольно большие. И я же вижу, как ты Даню любишь, Денис! А помнишь, как ворчал? — не удержалась, расплылась в ухмылке. — Представляю, как ты нашу дочку баловать станешь… И детям хорошо, не одни на свете будут. Сам знаешь, как это важно, семья — лучшая поддержка, — намекнула на то, как он с кузенами нежданно непобедимый же конгломерат, считай, создал. — На кого еще так рассчитывать или надеяться можно? Всегда хорошо, когда семья большая, а не как у меня…
— У тебя я есть! — словно раздраженный, что раз за разом вынуждает его это напоминать, рыкнул Шустов.
Но Тала-то его, как и он ее, до последнего закоулка души изучила. Знала, на какие точки сейчас давит. Впрочем, как и он все понимал.
— Есть ты, и я просто счастлива! А еще — Даня, который лишь увеличил же наше счастье и любовь, ну не так разве? А представь, еще и девочка крохотная будет… Настоящая принцесса, которую баловать можно даже больше, чем меня, — нежно губами по его шее провела.
— Я никогда не буду любить или ценить никого больше, чем тебя, чудо мое. Уж прости, — усмехнулся Денис, сжав ее волосы в пригоршню, и заставил Талу откинуть голову вверх, чтобы над ее лицом нависнуть. — Ты сама это знаешь.
— Так и я никогда никого не буду любить больше, чем тебя, мой дракон огнедышащий, но это ведь не мешает нам любить наших детей и дать им все, что только в наших силах, — щекоча его рот своим дыханием, привела резонный аргумент.
— У нас один ребенок, Тала, — нахмурился Шустов, будто призывал ее к здравомыслию. И алчно на губы напал, целуя, будто пытался глупости выгнать из ее головы своей волей.
— Вот я и намекаю, что пора это исправить, — рассмеялась Тала посреди этого жаркого поцелуя, и не думая отстраняться.
Она точно знала, что муж за все эти годы ни разу ни в чем ей не отказал, пусть и ворчал иногда очень сурово, так что и сейчас шансы казались немалыми…