Твою ж мать, а! Явное возбуждение девчонки ему в голову сейчас шибануло так, как никогда алкоголь не брал. Разве что водка та самая, которой и избегал из-за полной потери контроля. Вот и с Талой так: контроль над ситуацией испарился, напоследок даже ручкой не помахав.
Охренеть, Шуст, как ты встрял.
Денис по жизни, вообще, не смог вспомнить, когда бы его женщиной настолько крыло, но сейчас… Мгновение — и удержаться не сумел!
Набросился на этот рот, забыв, о чем там думал. Язык поймал зубами. Несильно сжал, заводя сильнее, и отпустил, принявшись губы ее терзать, как самому хотелось, чтоб до саднения у обоих — тогда четче ощущается, что его уже в полной мере!
Прикусил нижнюю пухлую губу, чтоб больше и в голову не приходило дергаться. И алчная рука вновь волосы натягивает, поворачивая так, как ему удобно.
Тала теперь не отпрянула. Больше того, подалась вперед, ответив на этот поцелуй так, как вчера осваивать начала. С яркой страстью.
Контрольный. В голову и навылет. Все.
Помешательство.
— Прости, чудо, но сегодня будет жестко! Потом искуплю, — прохрипел Шуст, сходу распластав ее по стене, таки подмяв своим телом. — Ты меня целый день изводила самим предвкушением! — как попрекнул с сарказмом, пряча за тем все свое непонимание происходящего, но и не отказываясь принять данный факт этой бешеной потребности.
Понадеялся только, что не сильно в камень впечатал. Зато точно знал, что стена тут теплая, у самого камина, чтоб согрелась, но и не обожглась.
У Талы глаза распахнулись на пол лица, да не скажешь ничего, он же так ее рот и терзает своей, неясно из какой адовой дыры вылезшей, жаждой. И волосы держит крепко, туго на кулак намотав… Трется своим каменным пахом о мягкий и податливый живот, вжимаясь так, словно через всю их одежду ее трахнуть собрался, потому что иначе то, жажда по чем рвала его вены, соскребая мышцы с костей, не назвать.
— Надеюсь, ты захватила теплый костюм, — тем же тоном просипел, отпустив на мгновение ее волосы. Дьявол, может, эта ее простуда заразная? Вот и хрипят уже оба, а?
— Нет… — она моргнула, будто крайне удивившись.
— Не беда, еще один тебе куплю, — ухмыльнулся.
И одним жадным, беспощадным движением ее платье рванул полными жменями. Тонкий шелк с треском разошелся до подола. Кожа голая, соски темные сжались в острые бусины, торчат с вызовом, который он хочет видеть всегда! Из белья — только что-то тонкое и кружевное на бедрах и чулки в этот раз. Ши-кар-но!
Его абсолютно все устраивало!
У Талы глаза стали, что те блюдца, по телу будто судорога прошла… Замерла вся. Но и сейчас, скорее, оторопь, не заметил прям ужаса. И это Шуста весьма устраивало.
— Платье тоже компенсирую, — сипло заверил, отбросив в сторону то, что лохмотьями мигом стало. — Переступи, — велел, подхватив под поясницу и поддержав. И опять вжал в стену, когда Тала послушно выполнила все, что он приказывал.
Дрожь ее не ушла, хотя кожа уже точно от стены тепло впитывала, он пальцами ощущал. Ничего, сейчас согреет так, что испарину слизывать будет с нее, помнил, насколько отзывчивой была вчера. И, будто в ответ на эти его мысли, у Талы тихий протяжный вздох вырвался, словно она тот всеми силами, зубами удержать пыталась, а не вышло ни хера! Вот как и у него ничего не выходило около нее контролировать.
— Сегодня ты у меня кричать будешь, золотая девочка, поняла? — рыкнул. Накрутил опять ее волосы на кулак, заставив ему в глаза глянуть, ставя в известность о своих планах. — И, не дай бог, попытаешься сдержаться… накажу, — ощутил, как по лицу широкая усмешка расплылась, потому что уже попытку спорить в ее глазах увидел.
Прямолинейное его чудо. Нет на нее подружки, чтоб в голову втемяшить, что с волей Шустова не спорят. Ну и по фигу, сам донесет, своими собственными методами. С обоюдным удовольствием.
— Но охрана же под самой дверью… — буркнула тихо, не удержала в себе претензию, хоть и видел, что пыталась язык прикусить.
— И-и-и?.. — заломил бровь, интересуясь, чем ей это мешает, вчера ж проходили, а сам уже под кружево ее белья ворвался.
В своем праве! Его тут все! И, пламя бездны, какой же она оказалась влажной! Умничка, золотая девочка его, потекла так, что ладонь мокрая сразу. Хорошо, учитывая, что он и вчера ее без всякой жалости имел, наверняка, чувствительно еще все. А Шуст не хотел, чтоб негативом или болью отзывалось.