— Никто и жестом тебе ни на что намекнуть не посмеет, чудо. Глухие тут все, — вновь впился в приоткрывшийся рот, чтоб окончить бессмысленный разговор. Языком по языку, не позволяя ей больше перечить, губу зажал зубами, намекая, что пора бы остановиться.
И сходу внизу два пальца внутрь отзывчивого, трепещущего влагалища вогнал. У него сейчас выдержки ноль, честно предупредил, но подготовить ее хоть как-то стоило априори. Хоть и не имел сил, а должен был…
Отпустил волосы, разозлившись, что запутался пальцами, вышло, что рванул, освободил одну руку для маневра, пока продолжал целовать ртом и на свои пальцы ее насаживать, добиваясь хоть и тихих пока, но явных стонов. Ее грудь по нему распластана, а ведь Шуст все еще в сорочке, наверняка, соски натирает, а те настолько сжались, что ему и через ткань в кожу вдавливаются, будто поцарапать в состоянии!
Жестко… Только почему-то у него мороз от всего этого по загривку шел. Продирало до спинного мозга!
Да твою ж кикимору, как один его знакомый говорил! Чем же эта девчонка его так пробивает, что Шуст уже кончить готов, не входя в нее даже?! И давление в висках прессует таким набатом, что еще и оглох.
Но и у Талы глаза закатились, ресницы беснуются, отбрасывая мятущиеся тени на высокие бледные скулы, которые, наконец-то, затопило румянцем! И ни грамма флирта или жеманства опять. Открытое желание и удивление, что на такую жажду способна. Тазом сама вперед подается, словно и в мыслях нет отстраняться от него никогда.
Золото, а не девка! Чистое золото, как есть!
Дернул свой ремень, спустив брюки резкими, дёргаными движениями, алчными пальцами в ее бедро вжался, где уже от прошлой ночи полосы следов видны. На себя дернул и…
— Бл***! — таки прорвалось сквозь зубы грубо, когда понял, что презервативы остались в ящике стола. Все мозги в лепешку по черепу размазало, как ее увидел…
— Я таблетки пью. Противозачаточные…
Удивительно, она мигом поняла, что его раздражение вызвало.
Денис вперился в ее глаза, пытаясь пустой головой понять, что за этим стоит, да и стоит ли? Мало кому привык доверять, чтоб взять и нарушить одно из базовых правил, самим для себя и установленных.
Тала не продолжала, выглядела так, будто у самой мозг — в ошметки. Дыхание ее, этот рваный ритм и сиплость, то, как своими ногтями ему в плечи вонзалась, продавливая и через дорогую сорочку… И дрожь внутри, когда трепетом внутренних мышц ему пальцы словно выдоить угрожает… Ей тоже уже мало, пусть и знает, что кончит, если чуть нажим усилит и большим пальцем сейчас клитор придавит. Но Шуст не так хотел добиться ее криков и стонов.
А не в сад ли сейчас все сомнения и поиски подоплеки?!
Все равно ей уже от него никуда не деться. И даже если она не на таблетках, как говорит… решит любую ситуацию, потому что ее из своей зоны влияния уже не выпустит… Чувствует, заимеет до смерти девчонку! Причем помрут оба… Но насколько же сладкой будет эта смерть!
Секунды оказалось достаточно, чтобы выдернуть из нее свою руку… Кружево белья с треском распустилось, зацепившись за часы. О-к-е-й, этого он не планировал…
— У тебя это любимый способ раздева-а-а-а-ть? Ах!!! Де-е-е-нис!!! — застонала, да!
— С тобой, видимо, да, чудо, — хмыкнул с иронией, только хрип все портил, выдавая и его одурение.
Думала подшутить, наверно, но смеялся тут, по факту, он.
— Жарко… — выдохнула.
Одним жестким движением он ворвался в раскрытые для него влажные, жаркие складки, да так, что вжался своим пахом аж до легкой боли у обоих, до сведенных судорогой яичек. Какой же кайф! А она вся будто и изнутри шелковая, как то ее платье, жаждущая, тугая, одурманивает пламенем… Вот уж где точно греть не нужно, сама его до пепла сожжет!
— Была идея согреть, девочка, — хохотнул с сарказмом, начав так же жестко и сильно себя в ее тело вколачивать. — Ничего, я порвал — я оплачу. Все по-честному.
А Тала зашлась новым криком, перетекшим в низкий протяжный стон.
Ну наконец-то, мля!
Видел, как задохнулась, легко сморщив нос. Прости… Предупреждал. Поерзала, но и не подумала в сторону вильнуть, просто, как подстроилась.
Потом найдет где-то силы стать помягче и медленней. Когда немного собьет эту оскомину, что родную кожу на его кости и мышцы не по размеру мелкой делала. И вся кровь в члене, вот и тянет, словно на затылке лопнет сейчас, на груди…
— Разоришься же на наряды, — хватая воздух и начав таки стонать без удержу, а пыталась его поддевать.