А Тала в полотенце укутана, и вся мокрая от испарины…
Черт! Черт! Черт! С ней такое все чаще случалось, простыни, хоть выжимай, обычно потом. А озноб при этом дикий, замерзала…
Хотя сейчас полотенце спасло… Ну и, если заметит сейчас, всегда можно сказать, что не привыкла ни с кем спать, да? Ведь впервые…
Жарко около него, вот и все. Поверит? А то неудобно как-то, почти стыдно.
Только вот зачем тогда сама во сне в него вцепилась настолько же жадно, если жарко? Вон, от пальцев и ногтей Талы следы на его руках, которыми продолжал ее обхватывать… Вообще, непонятно.
И… да, с утренней эрекцией у Шустова тоже все было более чем нормально. Не одна она тут в кровати совсем голая, оказывается.
— Кто пишет? — как-то моментально проснулся и включился Денис, заставив Талу вздрогнуть.
В голову отдалось неожиданной болью… Черт! А это что? Похмелье, что ли? Никогда так противно не болело еще.
Да, так о чем она думала, пока на вот это вот давление его уже твёрдого члена в ее бедро не отвлеклась?
— Света… — голос был сиплым со сна.
Не помог его глинтвейн ни капли… Ну, она и не ждала, но вдруг Денис ее с удвоенной силой сейчас спаивать возьмется? А вот и нечего! Она будет против! Голова просто раскалываться стала внезапно. Поморщилась, пытаясь мысли вернуть хоть к какому-то порядку.
А, да… вспомнила! Взгляд вчера… Тот самый, который ее и напугал так сильно… И какое-то странное, отдающее морозом внутри понимание: бежать надо… было еще в том клубе от него.
Глава 10
— Я смотрю, вы с ней прям неразлучны, — хмыкнул Шуст, подгребая Талу назад под себя. Но совершенно незлобно, с весельем даже.
Зря выбиралась три минуты назад, чтобы Свете ответить.
— Мы очень давно друг друга знаем, — не спорила Тала. — Да и после смерти матери… у меня, кроме Светы, считай, никого близкого и не осталось, — пожала она плечами, попытавшись все же как-то отвоевать право дышать.
— А отец? — Шуст понял, видно, что аж слишком налег, сдвинулся, дав ей немного простора, перевернулся, подтянув Талу себе на грудь теперь.
Дышать стало проще, да и шею так изгибать не нужно, что ее устраивало. Все время опасалась, что он заметит…
— Отец… Я его больше года не видела. Не знаю, где он, — уже не ранило даже, больше облегчение, что ее никуда не втягивает хотя бы. — Он в азартные игры ввязался, еще когда мать жива была, потом только хуже становилось. Дошло до того, что проиграл квартиру. Спасибо, я уже совершеннолетняя была, просто ушла, а то… Не знаю, думать о таком страшно, но иногда новостей как наслушаешься… — передернула плечами, все равно пробежало дрожью по спине от тяжелых воспоминаний и мыслей. — Будто совершенно незнакомый человек, чужой стал. Поломало нас всех, наверное. А Света меня всегда поддерживала, хоть и у нее жизнь особо сказкой не была, — попыталась как-то тон и настроение улыбкой выровнять.
Навряд чтоб, он хотел утро с таких трагедий начинать.
Чуть поморщилась из-за головной боли, которая не унималась, еще и мутить начало. Ну все, приехали, начинающая пьяница.
— Что? — тут же как уловил Денис. Сел, обхватив ее лицо своими огромными горячими ладонями.
Не человек, а автономная печка, ей-богу. Хотя ей грех жаловаться с постоянным ознобом в последнее время — приятно. И головная боль унялась немного.
— Давай, вопрос с глинтвейном мы закроем? Это точно не мой вид лекарства, — улыбнулась чуть принужденно. — Кажется, у меня похмелье, — призналась, хоть и не была уверена, что не покажется ему чересчур неискушенной из-за этого.
Однако Денис улыбнулся как-то очень по-доброму, вот не ожидала такого выражения на его лице, нестандартное, непонятное немного даже. И глаза на нее так смотрели… У Талы почему-то горло сжалось, перекрыло каким-то комком…
Хотя у нее и наедине теперь такое нередко случалось, может, Шустов, вообще, ни при чем.
— Потому что ужинать нужно было нормально, а не только глинтвейн пить, — весело заметил этот наглец, погладив ее брови своими большими пальцами.
— А кто мне позволил бы? Ты едва не сам в меня то вино заливал, — фыркнула Тала, всматриваясь в него и ощущая очень непривычное, незнакомое давление в груди.