Заставил ее вновь вздрогнуть от этого. Чего?.. Всмотрелась в его глаза, запрокинув голову. Чего?.. Мороз по позвоночнику от пронзительного, какого-то звериного синего взгляда в ответ.
— Ты же меня пережуешь и выплюнешь, не заметив даже, — опять сил не хватило, горло в спазме, телепает. Одними губами. Но честно ответила, как оно внутри билось осознанием.
А Денис вдруг усмехнулся кривой усмешкой, как в первый вечер, когда познакомились. И вновь к самому ее уху склонился.
— Не демонизируй меня, моя золотая девочка. Не ты, — в самую душу, казалось, так, что по спине побежали мурашки, в животе все сжалось горячим и тугим узлом то ли страха, то ли этой их непреодолимой тяги.
А потом выпрямился и посмотрел на мужчин, которые и не думали вмешиваться или торопить Шустова с выбором.
— Это берем, — распорядился он, крепко сжав пальцы Талы так, чтобы она свою руку видела. С массивным кольцом на безымянном пальце, вес которого внезапной тяжестью ощутила. И которое никак снять не могла из-за его захвата. — Сейчас еще серьги выберем и кулон. Думаю, тот ей понравится… — Денис, словно описывая что-то детальней, вставлял иногда слова на другом языке, как и Григорий вначале. Мимо сознания те проскакивали.
Она не понимала. Турецкий? Не знала, и разобраться не могла. Тала не в состоянии была перевести взгляд, чтобы посмотреть, о чем он говорит, вообще. Глаза, словно приклеенные, смотрели на свою руку с этим кольцом… Будто уже замуж… отдана? Взята без вопроса и предложения?
И какое-то очевидное понимание внутри бьется неистовой птицей, что не будет вариантов. Только Шусту тут решать позволено. И он свой выбор сделал.
Глава 14
Море ее околдовало. Даже несмотря на сумерки, которые постепенно укутывали чужой, непривычный, пряный город темным покрывалом, накатывающие на камни волны шумели буквально в гипнотическом ритме. И Тала поддавалась ему неосознанно! Вдыхала полной грудью, слизывала соленые брызги, которые ветер ей в лицо бросал.
Настоящая сказка! Даже поганое самочувствие не мешало. Слабость и ломота в теле не то чтобы исчезли, но отступили под натиском эмоций.
Пусть было уже и плохо видно, а Денис ни на шаг не отпускал от себя, крепко обнимая за пояс и прижимая к своему телу, чтобы она не продрогла. Что было весьма кстати, стоило признать. Ветер с моря дул холодный, влажный, пронизывающий. И все равно она такой восторг испытала! Какой-то словно дикий, примитивный, всеобъятный! И очень детский, без всяких оговорок.
— Нравится? — явно ощущая пульсацию и буйство ее эмоций, с усмешкой спросил Денис у самого уха, обдав кожу горячим дыханием.
— Очень! — выдохнула Тала со смехом и таким счастьем, что передать сложно!
Если честно, даже эту непонятную и пугающую ситуацию с кольцом ему простила, хотя то все так же и оставалось на ее пальце. Шустов не позволил снять, будто бы она уже замужней стала, и перед людьми, и перед законом ему принадлежит… Тревожно и странно, но море переключило внимание.
Кроме того, в ушах у Талы блестели новые серьги, а на шее под шарфом и капюшоном от толстовки, который Денис то и дело натягивал ей на голову, болтался кулон, холодя кожу.
У Шустова наблюдалась странная тяга обвешивать ее драгоценностями, будто у сказочного дракона, который принцессу в сокровищницу утянул и там обрамлял, как самый ценный свой трофей. О чем она, кстати, не постеснялась ему открыто и резковато заявить, когда ушли те мужчины, явно лишь выполняющие чье-то поручение по доставке украшений. И этим замечанием заставила расхохотаться и Дениса, и Григория, как раз выходившего вслед за продавцами.
— Сарказм? Она не боится при тебе язвить? Чудо какое-то… — заметил друг Дениса, обернувшись и, по всей видимости, что-то еще собираясь добавить, судя по насмешливо поднятым бровям.
Григорий, вообще, чаще мат и жаргон употреблял, чем друг, просто в разы, она заметила и оценила еще больше воспитание и культуру Шустова, его работу, очевидно, проведенную самим над собой. Еще одна интригующая черта, заставляющая глубже всматриваться и вслушиваться в этого мужчину.
— Я в курсе, — резко оборвал его Денис, возможно, поняв недосказанное. — Причем, целиком мое чудо, Алхимик, — прижав ее в тот момент как-то уж чересчур крепко к себе, заметил с неким намеком… Тала уловила, но не совсем поняла их подколки.
— Я помню и даже не помышляю, — в духе того же намека загоготал Григорий опять, и, наконец-то, вышел.
Ну а они поехали сюда, потому что слишком быстро стало темнеть, а Шустов ей слово дал. Даже, скрипя зубами, ужин отложил из-за этого. И поменял локацию с обзорной площадки на набережную, заметив, что там далеко и в сумерках она уже ничего толком не разберет.