Оба мокрые, вода сверху падает, заливая глаза, мешая… Но и согревает, укутывает ее кожу облаком пара, возвращая румянец на щеки, блеск в глаза Талы.
Шуст зубами заскрипел!
В его собственных глазах заискрило, не ожидая такой подставы конкретно от нее. И в десятки раз интенсивней все от ощущения, как то самое кольцо на ее руке своим ободком по его плоти как-то бешено стимуляцию обычного касания усиливает. Съесть бы эту девчонку — и тогда не утолить этот зверский по ней голод, изглаживающий его нутро, кажется.
Бл*! Точно, что головой двинулся. Голлум, ага… «Моя пр-р-е-лесть!».
Мозг стремительно вылетал в кювет, в крестце лава, а член, казалось, сейчас лопнет от того, что самое простое и совершенно без наворотов касание с ним вытворяло. Та ну блин, словно ничего пошлее или искушенней не пробовал!
А ведь всякого хватало, имел выбор, не в укор ей, просто правда… Только сейчас, с девочкой его золотой, совсем другая плоскость и глубина, и он, по ходу, на самое дно шел по своей воле, послав кислород на фиг.
Но Шуст сдаваться вроде как не собирался?..
Хрипло втянув в себя воздух через зубы, пытаясь прояснить голову, упер Талу в стену тем, что своим телом наваливался, попробовал в глаза заглянуть, чтоб разобраться, донести ей основную мысль.
— Чудо, я не…
— А я да, — возразила дерзко и хитро эта плутовка, и не думая слушать. Буквально ускользнув из его рук, опустилась на колени…
Бездна! У него в животе как сверхновая взорвалась от одного предвкушения! Не дурак же, дошло, куда метит.
— Я тебя хочу… Не очень умею, но ты же расскажешь, как тебе больше нравится, да, Денис? — как-то уж очень проворно, она взяла и губами захватила головку, давно готового и жаждущего любой ее влажной теплоты, члена, чуть засосав в глубину рта.
Б**! Кайф же! Жидкое золото будто по члену разливается, и на ладони его — через ее волосы! Веки тяжелеют от удовольствия, а он их силой воли держит, от картины стоящей перед ним на коленях девушки дурея на всю катушку!
Тонкие пальцы скользнули вверх-вниз по толстому стволу, когда Тала еще глубже попыталась его в себя взять, чуть причмокивая и облизывая. И так глянула запрокинув голову у его ног, с такой полуулыбкой на растянувшихся губах, будто реально сама кайф словила вдруг. Увидел, как вся ее кожа покрылась мурашками, и совсем другая уже дрожь по телу, та, что ему откровенно нравилась!
И у Дениса, вообще, снесло половину башки! Его эта картина с чего-то настолько завела, сам не отловил тот момент, когда руками в мокрые волосы Талы еще сильнее зарылся, накрутил на кулаки до легкого натяжения, двинулся бедрами, проталкиваясь глубже, заставляя попёрхиваться, чуть рот приоткрывать, чтобы глотнуть воздуха. Подтолкнуть взять еще больше!
И эти ее проклятые пальцы, сжимающие основание его члена! Кольцо, что давило…
— Твою налево, Тала! — просипел, как бетонной плитой придушенный. Отстранился рывком, потянул вверх резко, заставляя ее подняться, прижал собой к кафелю, чуть из-под струй воды уводя. — Я же реально не хочу тебя сейчас еще мучить…
— Почему мучить? — рассмеялась она новым и незнакомым, нехарактерным для себя низким грудным смехом, чуть царапая его плечи пальцами. Качнула бедрами, продолжая дразниться, прижаты же так, что та самая вода между их телами не просочится. Двоих, как одного, обтекает. — Значит, если ты хочешь, все правильно. А если хочу я, то прям нельзя и мучение? Так, выходит, Денис? — заломила брови, будто над ним смеясь. — Мне секса с тобой хотеть запрещено? Или проявлять инициативу нельзя? Помоги разобраться… — хрипло и протяжно уточнила эта чертовка, опять пустив свои руки блуждать по его телу.
Да ну на фиг! Он железный, что ли? Да и правда, дебильно выходит, ломается тут, будто целка. И сам факт, что его хочет, что ее от него также ломает, добивал в нем остатки того разума и выдержки, которыми Шуст, вообще-то, по жизни гордился.
— Можно! — пророкотал натурально, впившись в ее припухшие мокрые губы, ворвался в рот алчным языком. — Если хочется, то кто ж тебе запретит, чудо? Ты видишь, чтобы я тебе отказать был в состоянии? — ухмыльнулся в ее же рот, надавил бедрами, напирая, наваливаясь всей массой, явно дав понять, что никто ни от чего не отказывается.
Стремительно оторвав ее от кафеля, развернул к себе спиной.
— Упирайся! — распорядился отрывисто, уже сам ее бедра заставляя выгнуться для себя удобней. И, физически не имея сил для каких-то прелюдий после ее дразнилок и игр, одним движением вонзился, насадил Талу на себя.