— Поняла, чудо? По любому вопросу пиши или звони, не смогу говорить — сообщением отвечу, — ей в рот прошептал, не закрывая глаза, упивался тем, как она выглядела, когда на его поцелуй отвечала.
— Поняла, Денис, — так же ему в рот Тала в ответ прошептала, открыв веки, которые явно потяжелели и норовили опуститься вновь. — Поняла, мой огнедышащий дракон, — ввернула явно с иронией, от которой он рассмеялся.
Вот прям ощущалось, что бурлит у нее внутри, несмотря на усталость, тянет поспорить… Видимо, насчет того, что уже все распланировал.
Ага, он помнил и про ее «самостоятельность» и про «взрослость». Только что-то ему вовсе не по душе было видеть результаты ее самоуправства своей жизнью, так что…
— Не злись, я в своем праве, — хмыкнул, подняв ее правую ладонь и теми же горячими губами прошелся по пальцу с кольцом, заставляя кожу Талы покрыться мурашками.
— Которое как бы вопросом не оглашал, — не сдалось это феменистичное, очевидно, чудо. Ну-ну.
— Насколько я помню, ты сама на все согласилась еще в клубе, Тала, — чуть прикусив тонкую, точно что светящуюся кожу над костяшками, покачал головой. — Я предупреждал, что ты попал в цель. А я свое умею оберегать. Хватает и мозгов, и силы, и власти…
— А чувств? — ехидно поинтересовалась шепотом Тала, заломив бровь, будто Мефистофель. Но Денис-то чувствовал трепетную дрожь, которая по ее телу уже разошлась, разгоняя кровь, увидел, как забился пульс на тонкой шее.
— А чувства у нас априори подразумеваются, золотая моя, — заявил безапелляционно, прижав Талу к своему боку, так и не отпустив лицо. Обвел пальцами губы, которые она поджала тут же.
Вот просто ощущал, как вспыхивает… И как ей удается себя сдерживать при таком характере? Самоконтроль… Шуст это уважал, зная, чего такое владение собой стоит, особенно когда тебя сознательно подкалывают, играя на болевых точках, и еще больше ей восхищался.
— Ты решил? — таки ввернула Тала тихо, цапнув его зубами за этот палец.
— А кто еще? — расплылся в ухмылке, как-то аж слишком довольный. Зато ее растормошил, чего и добивался.
— Мне пора чудо, рейс международный, его ради меня не задержат, — тихо усмехнулся Денис, сжимая Талу в своих руках.
И… Что ж, стоило признать, что ему отпускать ее не хотелось настолько же, насколько Тала, очевидно, не была в состоянии от него отойти. Цеплялась, давила своими ладонями на его затылок, заставляя продолжать поцелуй, всем телом к нему приникла. Ожогом на коже…
Оба стояли в прихожей у самых дверей. Чемодан рядом, Шуст уже в ботинках и пальто…
— Хорошо, иди, — кивнула, с тихим вздохом, уткнувшись холодным носом в его шею.
И не отступила ни на сантиметр же! Будто страшно ей. И чувство такое… Как тоска какая-то пространство накрывает, из них обоих просачивается. НЕпонятная…
Черт, знал, что будет ее не хватать до зубовного скрежета! Но точно не думал, что еще тогда, когда выйти из дому не успеет.
— Охрана под дверью в холле, круглосуточно, Тала, тебе точно бояться нечего, — на всякий случай решил повторить, чтоб ее успокоить. Ну, мало ли, чего она нервничает? — Надо что-то — пишешь Павлу, он все сделает. Ты поняла меня? — обхватил ладонью ее голову, запрокинул, всматриваясь.
— Поняла, — кивнула рвано из-за его руки, и так глаза в глаза смотрит…
Охренеть! Не думал, что у него так сердце щемить может! Как заклинило нерв какой-то, блин! Или сердечный приступ… С какого ляда?!
И глаза у Талы влажные, моргает, как слезы смахивая с ресниц, подавляя, а старается не отрывать взгляд, гладит дрожащими руками его колючие щеки. Не успел уже по новой побриться.
— Любишь меня? — медленно улыбнулся, прочертив край ее челюсти своим большим пальцем. Специально поддел, пытаясь снять этот надрыв, которым накрыло внезапно аж слишком по-взрослому.
Тала замерла вся, вглядываясь в него так, что вот-вот дыры пропалит глазами. Пульс под его рукой под двести подскочил. Но эта девчонка точно была не из тех, кто просто возьмет и покорится.
— Опять ты сам решил? — рассмеялась с сарказмом, глазами сверкнув, качнула бедрами, задевая его ноги, вынуждая в животе угли вспыхнуть, вспоминая, как он ее всего полчаса назад на столе в кухне разложил, не удержавшись, и кричать заставил.
Ок, не хватало времени, обед пришлось подвинуть. В самолете поест, в конце-то концов!
Шуст рассмеялся, вновь наклонился, припечатав припухшие губы властным поцелуем.
— Ничего, вернусь — признаешься, чудо мое, — пообещал тоже с иронией. И с сожалением таки отступил. — Все, пошел, — забрав чемодан, все же вышел за дверь, обернувшись напоследок.