Подросток застыл и моргнул своими рыжими ресницами, а потом стал кричать ей, а она читала по губам:
— Не смей! Не вздумай даже! Я должен! Я смогу!
Полина, сама не зная зачем, приложила руку к стеклу и постучала указательным пальцем.
Парнишка снова замер и несмело коснулся рукой стекла со своей стороны.
А потом стало темно. Холодно. И пусто.
Иногда Полина просыпалась и видела людей сквозь углепластик саркофага жизнеобеспечения, куда её поместили в надежде, что со временем смогут найти антидот. За 28 лет, что она томилась в своей хрустальной башне, сменилось много глаз, что смотрели на неё холодно и изучающе, иногда с интересом, но чаще безразлично, как на экспонат или лабораторную крысу. И лишь одни глаза смотрели на Полину как на все еще живого человека. Глаза Янсена ван Берга. Мальчишки, который был по ту сторону стекла лаборатории. Того, кто так остервенело сражался за неё и так отчаянно хотел спасти. Сначала это были глаза паренька. Затем повзрослевшего юноши. Спустя какое-то время —молодого мужчины. Потом Янсен надолго пропал, и Полина даже подумала, что он тоже сдался и, наверное, уже не придет. Но однажды к саркофагу подошёл высокий и широкоплечий рыцарь в кольчуге и раной у самого сердца. Он воровато оглянулся по сторонам, приложил руку к стеклу и постучал указательным пальцем. И улыбнулся. Родные карие глаза вновь смотрели на Полину с обожанием и надеждой.
А потом раздался взрыв и треск. И еще появился гусар и дракон. Полина подумала, что вот теперь уже точно конец.
Однако, это было только начало. Потому что Янсен подхватил её стеклянную темницу и последовал за драконом на крышу. И теперь саркофаг стоял прислоненным к чему-то, а Янсен исчез из поля зрения Полины. Зато дракон, называвший себя профессор Горянин, сначала метался по крыше, а потом замер и в удивлении стоял и смотрел всеми головами на коммуникатор.
========== 9. Праздник III. Манёвры ==========
Гуннар не ожидал от девушки такой прыти. Ну ругнётся в ответ, может быть кинет бумаги вслед — это да. Но чтобы так, нестись за ним, яростно топоча каблуками по лестнице… Нет, такой реакции он не ожидал!
У Гуннара, который, выдав оскорбительную тираду, поспешил вниз со всей доступной его тренированному телу скоростью, была микроскопическая надежда на то, что девушка с чёлкой, например, споткнётся и застрянет где-то между этажами, провалится в чёрную дыру или неожиданно попадёт в петлю времени. А лучше всё сразу! Споткнётся и полетит в чёрную дыру петли времени!
Но сегодня удача явно повернулась к нему своей широкой спиной. Когда подвыпивший, икающий и нагло щиплющий дамские бока гусар появился в нарядной толпе, из коридора раздался рёв, которому бы позавидовал разъярённый Горецвет:
— Он! Вон он! Держите этого человека!
Все, кто был в зале, как один обернулись к влетевшей в двери помятой и взъерошенной лаборантке.
И тут музыканты удачно заиграли танго.
О, древний танец страсти! Для одной из «важных разведывательных операций, требующих особого подхода к женщинам» Гуннар выучил танго, а связная — иноземка со сверкающей розовой кожей — была так поражена его умениями, что сама предложила отметить успех предприятия, после удачного завершения, конечно.
«Мужчина, который так хорошо танцует, хорош во всем», — промурлыкала она, и цвет её кожи сменился на алый. Гуннар о приглашении забыл — замотался. А вот теперь вспомнил. И об иноземке, и о том, что он умеет танцевать дурацкий танец страсти.
Решение пришло мгновенно. Разведчик в два шага оказался около растерявшейся лаборантки и, подхватив ее за талию, практически вынес на танцпол.
Он прижал её к себе крепко, делая первый шаг танца, и… Гуннару больших усилий стоило не сбиться с примитивного «шаг вперед, два назад», когда он заглянул в глаза, сверкавшие из-под чёлки праведной яростью.
— Вы негодяй! Вы подлец! — шипела девушка, но из его хватки, что удивительно, не вырывалась и даже позволила себя вести. Гуннар только усмехнулся и ухватил одну из прижатых к его груди ладошек. Он не будет собой, если после танца девица вспомнит, зачем она сюда пришла!
Несколько тактов разведчик просто смотрел на свою «жертву», очень правдоподобно имитируя изголодавшуюся страсть. Про себя же с удивлением отметил, что притворяться почти не пришлось — девчонка была… удивительно привлекательной. А чёлка, спадавшая на большие чёрные глаза, только добавляла интриги.
Гуннар напрягся и, не собираясь поддаваться чарам, от греха подальше, резко крутанул Мари, прижал спиной к своей груди. Рука лаборантки, зажатая в его ладони, подрагивала. Мари испуганным зверьком косилась на него через плечо. Гуннар решил усилить эффект и, не прерывая зрительного контакта, чуть наклонил голову и будто бы случайно провел носом по её щеке.
Отметив, как девушка покраснела, — самый верный женский признак, что крепость готовится к капитуляции, — разведчик наклонился ещё ниже и прошептал, нарочно задевая ушко губами:
— Сыграем?
Мари моргнула и привычно подула на чёлку, не иначе, чтобы получше разглядеть наглеца.
— Это, простите, во что?
Гуннар, решив, что девушка «готова», нахально улыбнулся:
— В шахматы, конечно. И желательно, наедине… Не находите, что здесь слишком людно?
Секунду девушка молчала, похоже, пытаясь понять, что он имел в виду. Глаза Мари расширились, она резко вывернулась и отступила на шаг.
Гуннар, праздновавший победу, оторопел от растерянности — так дамы на его предложение ещё не реагировали — и пропустил звонкую пощёчину. Рефлекторно прижал руку к горящей огнём щеке, а девушка выкрикнула:
— Нахал!
В этот момент он готов был предать своё собственное непреложное правило: женщин не бить и не любить! Обладательницу чёлки захотелось приобщить к методам воспитания строптивых Алесь: “Берёте десяток берёзовых прутьев погибче, вымачиваете в соляном растворе…”
Размышления Гуннара о том, что делать со строптивой барышней и берёзовыми прутьями, были прерваны её возгласом:
— Он шпион! Я застукала его в секретной лаборатории!
Музыка стихла. Все как один повернулись к нему. По залу пробежал нехороший шепоток. Гуннар опасно улыбнулся и обвёл присутствующих глумливым взглядом.
Мысли в голове мужчины неслись бурным потоком, и уступ, пересекающий речное русло, был близко. Нужно было срочно что-то придумать, чтобы дать время Горецвету с Янсеном, будь они неладны. Краем глаза он увидел, как некто в чёрном пробирается к нему сквозь толпу.
— Мадам… — Гуннар сам не знал, что собирался сказать, когда тяжелая рука в чёрной перчатке грубо ухватила его за плечо.
— Довольно!
Голос позади Гуннара прозвучал как гром, молния и вход в атмосферу бревна с буквой -Х одновременно. В зале потемнело. Все, кто находился рядом с ним, синхронно сделали шаг назад.
А Гуннар выдохнул с облегчением и улыбнулся: унижать лаборантку, да ещё и при таком скоплении народа, ему совершенно не хотелось. Тем не менее девушка всхлипнула, а Гуннар медленно повернулся к обладателю громоподобного голоса.
Кара-Чур смотрел на него в упор, яростно сверкая глазами:
— Я не позволю при мне порочить честь дамы, — прорычал Властелин Болот.
— Желаете сатисфакции, сударь? — Гуннар говорил холодно, отчаянно соображая, как дать понять горячему болотному мужчине, что это всё спектакль, — тогда прошу вас вооружиться, а остальных — освободить площадку…
Гуннар ловко выхватил саблю, и гости отшатнулись от него, толкая друг друга, расступились. Какие-то барышни позади крикнули “Остановитесь!”, но их быстро оттеснили, как и охрану. Люди на празднике уже вкусили хлеба (и вина) и теперь были не прочь приобщиться к зрелищам.
Гуннар беглым взглядом окинул зал и пристально уставился на пылавшего праведным гневом Кара-Чура.