— Они протестуют против пошлости и сытости кучки олигархов, — сказала Лена. — Как в семидесятых хиппи в Европе.
— Да, но учтите, они обратились к нашим корням, к нашей истории. И не только они! Посудите сами — Гребенщиков поет по радио «Темную ночь», и у него неплохо получается! А ведь это прямой призыв к молодежи. И они отзываются, понимаете.
Лена кивнула, не желая спорить с пожилым попутчиком. Советскую власть она не любила и ничего хорошего от нее не видела. В юности — очереди, карточки, сплошные ограничения. Но и потом, когда воцарились демократы, жизнь не стала лучше. Было можно купить — да не достать, стало можно купить — да денег таких нет. И что об этом думать сейчас?
На следующей станции словоохотливый попутчик вышел, и Лена с облегчением вздохнула. О высоких материях думать не хотелось, со своими бы семейными проблемами разобраться! Чем дальше уезжала от Москвы, тем тревожнее становилось на душе.
Она вышла из электрички на следующей станции и очень удачно села в отходящий автобус до Рымарина. Через двадцать минут вышла из автобуса и направилась к задам дачного поселка.
Вообще-то он был охраняемым, то есть въезд перекрывал шлагбаум, но особых пропусков не существовало, скажешь, к кому едешь, и шлагбаум тут же поднимется, это она знала хорошо, не раз приезжала сюда с Андреем на машине. Теперь она прошла лесом, промочила ноги в кроссовках, темно ведь было уже и дождь накрапывал, но вышла к задней ограде дачи Романчука, ее она хорошо помнила, перебралась через сетчатый забор по столбу и осторожно пошла к дому.
Зачем она здесь, что из этого получится, и сама не знала. Но уж пришла, отступать было поздно, и значит — только вперед! Без проблем подошла к дому, остановилась за кустами жасмина. Перед домом стояли машина Андрея и «шкода» Романчука. Ну понятно, что муженек здесь. И с кем он тут развлекается? Из дома слышались голоса — мужские и женские. Романчук, Андрей и неизвестная бабенка. Понятно... Такой вот мальчишник они решили устроить? Идиоты!
Лена огляделась, глаза уже привыкли к темноте, под сосной заметила толстую палку, взяла ее — не с пустыми же руками являться в гости, тем более если тебя не приглашали. Снова пристроилась в жасминовых кустах неподалеку от крыльца. Трудно было решиться на самый последний шаг, да и причины пока что не было, судя по голосам, в доме одна баба и два мужика, разговаривают... Ну-ну...
Неожиданно Романчук вышел на крыльцо, следом за ним вышел Андрей.
— Борь, а кто эта Людка?
— Обалденная баба, не пожалеешь, когда увидишь! — сказал Романчук.
Все понятно стало Лене, и такая тоска захлестнула душу, прямо хоть волком вой. А между тем Романчук сел почему-то в их «Москвич» и уехал. Значит, оставил Андрея с бабенкой, которая в доме, и они теперь...
Ничего особенного, тихо стало, даже разговоров не слышно. Может, уже... Но почему Романчук уехал на их машине? Ни черта не понятно. Снова послышался тихий разговор, говорил больше Андрей, Лена не понимала, о чем говорят, как ни прислушивалась, только голос различала. Подумала, что самое время ворваться в дом, но тут на крыльцо вышел Андрей с какой-то темненькой девицей. Они даже не обнимались, какой смысл врываться?
— Мясо еще есть, угли в порядке, надо поставить новые шашлыки, — сказал Андрей.
— Правильно, — согласилась девица.
И оба принялись нанизывать мясо на шампуры. Совсем непохожи были они на любовников. Она-то сама, если б нанизывала мясо с Андреем, обязательно поцеловала бы его, а скорее всего он сам бы... Не только поцеловал бы, но и поинтересовался, что она там такое прячет, и потрогал бы то, что она прятала... не от него, конечно. Но на веранде все было как-то очень уж скучно. Нанизали мясо на шампуры, поставили их на мангал, помахали, раздувая угли, и ушли в дом.
И что тут делать? Идти в бой с толстой палкой наперевес? А против кого? Эту девицу она и без палки могла бы вырубить, да ведь она пока что не претендует на ее мужа. Значит, любовница Романчука, а тот поехал за девицей для Андрея? Ну вот ее и следует подождать.
Прохладно было, дождь моросил, промокла вся, и тоскливо на душе, а в то же время интересно — что же дальше-то будет? Муж на чужой даче, с незнакомой девицей, но даже обнять ее не хочет. Ждет другую, которая предназначена для него?
Ну ладно, и она подождет. Вернется Романчук, тогда и начнется самое интересное, тогда и она появится. И скажет все, что думает по этому поводу! Да с такой палкой, что... пусть только попробует кто-то возражать!
Не попробуют. Она им устроит мальчишник с ночевкой, такой устроит — до конца своих дней не забудут!
Однако вместо Романчука на его дачу заявились незнакомые люди. Она слышала шум мотора, но не поняла, где остановилась машина, и сильно удивилась, увидев трех крепких парней в кожаных куртках, которые уверенно вошли во двор. Прямо как к себе домой. Двое сразу направились в дом, а третий остался во дворе, и в руках у него... ужас!.. был пистолет. Самый настоящий пистолет, который Лена много раз видела в телесериалах, но впервые — реально.
Что-то и пить расхотелось, хотя... когда еще попробуешь настоящее виски? Игошев тяжело вздохнул, с досадой хлопнул себя по колену:
— Черт возьми!
— Что-то не так? — спросила Ира.
— Вернется Романчук, поеду домой, что-то не нравится мне здесь. Помирюсь с женой... Но я же выпил! Если остановят — у меня и сотни нет, чтобы дать гаишникам.
— Я тебя не воодушевила на сексуальный подвиг? — грустно усмехнулась девушка.
Теперь она нравилась ему, действительно очень симпатичная девушка, но... Сомнения — они, как снежная лавина, зародились и помчались вниз, все расширяясь, заполняя пространство души. И вот уже ни о чем нельзя думать, кроме как о грустной жене и любимой дочурке.
— Ты отличная девчонка, Ира, но понимаешь...
— Конечно, ты тоже хороший человек, Андрей. Я тоже не хочу тут оставаться, поедем вместе, подбросишь меня. Если тормознут гаишники, я заплачу.
— Да? Ну, ты просто молодец, Иринка. А сама-то зачем приехала, если... если Романчук тебя не интересует?
— Да Миша попросил, сказал, так надо.
— Какой Миша?
— Волчонок, в смысле — Волченков, начальник охраны фирмы.
— Он часто тебя просит о таких услугах?
— Ох, Андрей... Мне сейчас и жить негде, понимаешь? Жила у Богданова, а там сейчас все опечатано. Позвонила Борьке, так он не разрешил мне пожить на даче. А дома мать с отчимом в однокомнатной квартире. Миша приютил меня, поддержал. Один только и оказался нормальный, остальные чертом смотрят, считают, это я угробила Богданова.
Игошев встал, подошел к девушке, сидящей в другом кресле, ласково погладил по голове, чмокнул в щеку.
— Извини, Ира. Был бы я главным редактором — взял бы тебя в свою газету. И писать бы научил. Да нет у меня газеты... — сказал он, возвращаясь в свое кресло.
— Вот так оно и бывает — хороший человек, но сам безработный. — Она внимательно посмотрела на него, улыбнулась. — Да к тому же и женатый.
На веранде послышались тяжелые шаги.
— Что-то быстро он вернулся, — сказал Игошев, запоздало понимая, что шагают несколько человек.
— И машины не слышно было...
Дверь распахнулась, в гостиную вошли двое крепких парней в кожаных куртках.
— Ничего себе — Людка... — пробормотал Игошев, приподнимаясь, но тяжелая оплеуха снова опустила его в кресло.
— Ну, значит, такие дела, козел, — сказал тот, который ударил. — Гони бабки, которые должен Орехову.
— Ка... какие бабки?
— За лекарства, которые взял и не расплатился!
— Вы, наверное, к Романчуку? — понял Игошев. — Ребята, я вам сейчас все объясню...
— Мы решим дело по-хорошему или будем придуряться?! — заорал парень. — Тебе что непонятно, козел?! Орехову нужны бабки, ты обещал их вернуть сегодня, в одиннадцать. Орехов послал меня. Бабки — и я ухожу.