— Ковальски, — обернул он свой голос электромагнитными волнами, — Ковальски, прием.
— Да! — раздраженно рявкнул Михал через несколько секунд напряженного молчания, — У вас что-то срочное?
— Да, я очень срочно хочу уточнить статус Шесть-Три. Что за бардак там творится, Михал?
— Если кратко, то Шесть-Три летит к чертям.
— Все понятно, — ничего не понял Ленар, — А если менее кратко?
— Уязвимости энергосистемы Шесть-Три устранить не удалось.
— Разве неисправный узел не был найден и заменен?
— Был, — последовал озабоченный вздох, — Оказалось, что это был не единственный неисправный узел. Времени на дальнейшую диагностику уже слишком мало, поэтому Штефан объявил полную эвакуацию с Шесть-Три.
— В чем же проблема?
— Два его придурка-техника решили устроить бунт и остаться. Они уперлись намертво, оказывают сопротивление и клянутся, что успеют все исправить вовремя и в последний момент укрыться в безопасном помещении от перепадов давления.
— А у них получится?
— Откуда я знаю? Штефан уверен, что нет, и я просто верю ему на слово.
— И что вы планируете с ними делать?
— Я?! — взорвались динамики удивленным воскликом, — Я ничего не планирую с ними делать в соответствии с разделом «Порядок Проведения Маневров», пункт семнадцать, и частными положениями техники безопасности, пункт тридцать-пять-точка-три! Мы уже потеряли Шесть-Три, и на всех нас лежит обязанность взять посильный контроль над рисками.
— Мы что, просто бросим их там?
— А у вас есть какие-то более разумные предложения?
— Нет, — ответил Ленар помрачневшим голосом, потратив секунду на размышления, — Надеюсь, что у них все получится.
— Скрестим за них пальцы.
— Конец связи, — попрощался Ленар, и связь оборвалась едва слышимым щелчком.
Казалось, что на мостике наступила траурная тишина, и никто не решался сделать вздоха, боясь нарушить момент.
— Это неправильно, — нарушила Ирма момент, — Нельзя оставлять людей в опасности.
— Можно, — отрезал Ленар, — В соответствии с разделом ППМ и частными положениями техники безопасности тридцать-пять-точка…
— Я знаю все эти положения! — вскипела она, — Меня не так давно заставляли их зубрить и бесконечно напоминали, что их несоблюдения однажды совершенно точно убьет меня, но то, что мы сейчас хладнокровно сидим на своих задницах и ждем, пока на соседнем буксире двое людей принесут себя в жертву — это бесчеловечно! Надо что-то делать. Надо отменить маневр…
— Маневр не отменить, — ответила Вильма, — Мы уже проскочили точку отмены и нам не хватит мощности, чтобы увернуться от Здоровяка.
— Вам что, просто наплевать на жизни наших товарищей?
— Мне не наплевать, — прошипел Ленар, и что-то странное произошло с его голосом, будто бы его злость была адресована вовсе не Ирме, — Но если твоя совесть не дает тебе сосредоточиться на маневре, тогда давай обсудим это. Даже если я сейчас наплюю на устав, покину свой пост во время ответственного маневра и лично отправлюсь на Шесть-Три, то как раз успею сбегать туда и вернуться обратно до входа в Здоровяк, но пользы от такой пробежки не будет ровным счетом никакой. Допустим, я возьму с собой еще кого-то. Это дополнительное время на сборы, но в принципе мы все равно успеем вернуться обратно, и это все равно будет бесполезно. А знаешь, почему?
— Нет.
— Потому что спасти двух человек и спасти двух сопротивляющихся человек — это совершенно разные вещи. Добавь к этому, что там двое здоровых мужиков, облаченных в шестидесятикилограммовое снаряжение ВКД, и каждый, кто туда отправится, будет вынужден облачиться точно так же. В таких скафандрах можно толкнуть или ударить человека, но чтобы скрутить его, обездвижить и насильно протащить через половину корабля — такое нужно совершать минимум вчетвером, а в их случае ввосьмером. И поэтому выбор сейчас не в том, спасать их или нет, а в том, сидеть на своих задницах и делать то, что в наших силах, или бездумно тащиться на Шесть-Три и погибнуть вместе с ними!
Ирма своими женскими ушами слушала не столько его слова, сколько его тон, и она, наконец, поняла, что злость в голосе ее капитана направлена не на нее и ее наивные вопросы, а скорее на его же собственную беспомощность. Ленар уже сдался, вкушал горечь поражения, заранее оплакивал потерю двух коллег с соседнего буксира и злился из-за того, что так и не смог ничего сделать. Двое техников, которые еще три минуты назад были эпицентром споров на общем канале, для него были уже мертвы, как и для Вильмы, Ковальски и, возможно, всех остальных, кроме Штефана, который не был связан Порядком Проведения Маневров, но был столь же бессилен перед упрямством своих подчиненных.
Пинг и Клим.
Она несколько раз повторила их имена в своей голове, совершив роковую ошибку человека, который пошел на поводу у своих эмоций и вопреки логике решил ухватиться за горячую ручку двери, ведущей в охваченный пожаром дом.
— Я не хочу бросать их умирать.
— Запомни раз и навсегда простой жизненный принцип, — отчеканил Ленар, — Никогда не смей помогать тому, кто не просит твоей помощи. Такая помощь может принести лишь вред.
— Я не хочу бросать их умирать, — повторила Ирма в точности той же интонацией, словно заевшая пластинка.
— Послушай, Ирма, — послышался успокаивающий тон Вильмы, — Никто никого не хочет бросать умирать, но мы им ничем не поможем. В данный момент спасти их могут лишь они сами.
— Это же я виновата, — промолвила она, чувствуя уходящую из-под нее опору, — Это ведь я во всем виновата.
— Не пори чепуху, ты не виновата в том, что они устроили бунт.
Ирма за все последние три года так и не успела нормально познакомиться ни с Климом, ни с Пингом, поэтому для нее они были лишь двумя односложными именами, которые очень скоро украсят собой пару гранитных плит, но отчего-то в ней кипело чувство личной ответственности за их жизни, и при полном отсутствии какого-либо плана спасения ее тянуло к ним веревками. Она отказывалась сопротивляться спонтанным позывам. У нее не было детей, и она их не планировала в ближайшие лет семьдесят, но она была практически уверена, что то, что она в тот момент испытала, было чем-то очень близким к материнскому инстинкту.
— Я иду за ними.
— Ты никуда не пойдешь, — выбрал Ленар самый емкий ответ, и это было его ошибкой.
Он мог вступить с ней в дискуссию, устроить полемику, завалить ее аргументами и еще триста раз попытаться отговорить, но этой простой фразой он настолько утвердил свою позицию и сэкономил так много времени на бесполезных разговорах, что дал Ирме возможность обдумать свои действия и решиться на них.
Она расстегнула свою куртку и поднялась с кресла.
— Это приказ, — хладнокровно произнес Ленар и заслонил своей статной фигурой единственный выход с мостика.
Ей достаточно было окинуть его беглым взглядом, чтобы удостовериться в серьезности его намерений. Он запросто мог применить силу, чтобы задержать ее на посту и вынудить подчиниться уставу, а сил в нем было явно побольше, чем в пятидесятикилограммовой девчонке, которая возомнила, что от нее зависят судьбы людей. Ее взгляд ненадолго зацепился за штрих на его коленке. Он действительно был рад, когда обнаружил, что кто-то зашил дыру на его брюках, и это был один из очень редких моментов, когда он подарил Ирме свою одобрительную улыбку. Она попыталась выжечь эту улыбку в своей памяти настолько глубоко, чтобы можно было до конца жизни возвращаться к этому моменту, после чего сделала глубокий вдох и резко пополнила статистику насильственных преступлений на космических кораблях.
Она горячо уважала Ленара даже в те моменты, когда их точки зрения расходились в диаметрально противоположные стороны, поэтому ей было больно ничуть не меньше, чем ему, когда он с ревом раненого зверя повалился в сторону своего кресла и невольно отдал ей несколько секунд для дерзкого побега. Ее лицо перекосилось от ужаса ее собственного поступка, но она нашла в себе силы заглушить хотя бы эти эмоции и перешагнуть через это, успокаивая себя тем, что рана на его колене все равно заживет без последствий.
Она еще не сделала ничего полезного, а от нее уже пострадал человек. Возможно, она что-то делала не так, но поворачивать назад было уже слишком поздно. Точка отмены была настолько далеко позади, что за ней не мог угнаться даже свет.