С очередной получки он накупил кучу учебников, справочников и монографий по физике и занялся самообразованием.
«Алексей… Ты меня… слышишь?»
«Кулагин? Это ты, что ли? Блин, а я уж думал, что ты того… что уже всё…»
«Не дождешься… Хотя ты недалек от истины… Я и сам удивляюсь, почему я еще способен… терроризировать тебя…»
«Что-что?.. Тебя плохо слышно!»
«Это потому, что силы мои… кончаются… Ну, как у тебя дела?»
«А, какие у меня могут быть дела? Не жизнь, а дерьмо, Кулагин!.. Куда ни ткни, куда ни глянь — всюду идет сплошная тоска!.. Прикинь: ребенку всего полтора года, а он не вылазит из больниц. Врачи нашли какой-то врожденный порок… Жена вся издергалась, дома — хаос… Денег ни на что не хватает. Да и времени — тоже…»
«Да я тебя не про это… Как насчет… формулы? Ты обращался… к Дерковскому?»
«Ты извини, Кулагин, но не до формул мне сейчас… Полоса черная в моей жизни настала… Навалилось всё как-то разом… Вот освобожусь немного — и возьмусь… Я тут, между прочим, всяких книжек накупил, чтоб в твоей идее самому разобраться. Да все никак не получается основательно засесть за учебу… Тут еще жена ноет: на кой, мол, тебе это нужно? А вчера, представляешь, поставила мне ультиматум! Выбирай, говорит, кто тебе дороже: или семья, или твоя чертова физика!»
«Ну, и какой же выбор… ты сделал?»
«А что мне оставалось, Кулагин? Мне все равно никуда не пробиться с твоей формулой, пока я не разберусь, что к чему… А на это не один месяц потребуется, и даже не один год…»
«Сколько тебе лет, Леша?»
«Уже двадцать восемь. Поздновато начинать учиться».
«Тебе всего двадцать восемь. Можно сказать, вся жизнь… впереди… если не тратить ее… на всякую ерунду…»
«По-твоему, семья — это ерунда? А больной ребенок — тоже ерунда?»
«Эх, Леша, Леша… Неужели тебе хочется прожить… свою жизнь в мелочных заботах и борьбе… с сиюминутными проблемками? Разве тебе не скучно… так жить? Разве не хотел бы ты… посвятить себя достижению великой цели?»
«Хм… Великая цель, говоришь? Вот эта твоя антихренитация — и есть великая цель? А то, что я хочу жить нормально — это, значит, не великая цель? Заботиться о жене и сыне, обустраиваться… Ходить в гости, смотреть футбол, выезжать на природу, пить с друзьями пиво, наконец!.. И ты хочешь, чтобы я сам, сознательно, своими руками перечеркнул всё это? Чтобы превратился в маньяка, которого никто и ничто не интересует, кроме его блядской великой идеи?!»
«Послушай, Алексей… Мне шестьдесят три года… было… Из них почти сорок… я потратил на… антигравитацию… Вот почему мне так не хочется… чтобы плоды моего труда… пропали втуне… Ты — единственный, кто может мне помочь…»
«Не дави на жалость, профессор. Каждому — свое. И то, что ты решил стать, блин, фанатиком, это — твое дело. А я так жить не хочу, понимаешь, не хочу! Разве я не имею права жить, как все нормальные люди?!»
«Имеешь… конечно, имеешь… Только ты вот о чем подумай… Сейчас у тебя на первом плане стоит семья и всё, что с ней связано… Больной ребенок… А что ты будешь делать, если у тебя ничего от этого не останется? Чем, кстати, болен твой сынишка?»
«Врачи говорят — лейкоз… Я точно не знаю, но, по-моему, это что-то с кровью…»
«Тогда могу тебя огорчить, Леша… Лейкоз неизлечим. А это значит, что, рано или поздно, твой ребенок умрет…»
«Ну, и гад же ты, Кулагин! Заткнись и чтоб я больше тебя не слышал!..»
«Извини, что я так прямо, в лоб… Но, по-моему, я имею право…»
«А вот хрен тебе, профессор!.. Никакого права пороть всякую чушь ты не имеешь!.. Особенно — насчет моего ребенка!.. И знаешь что? Я буду только рад, когда ты сдохнешь и наконец отвяжешься от меня!»
«Алексей…»
«Я всё сказал! А теперь — проваливай! Убирайся ко всем чертям!.. Я не хочу тебя больше слышать!»
Мальчик умер через пять лет. Вскоре после этого от Сивякова ушла жена. И жизнь его окончательно рухнула, как недостроенное здание, в конструкции которого была изначальная ошибка.
Алексей стал пить, и его уволили с работы.
За считанные месяцы он превратился в типичного алкаша с землистым лицом и трясущимися руками, ежедневно проводящего время в компаниях собутыльников и бомжей.
Про формулу Кулагина он теперь вспоминал только в состоянии сильного подпития. Обводя своих дружков мутным взглядом, он принимался рассказывать, при каких странных обстоятельствах ему удалось заполучить эту формулу. Собутыльники Алексею, конечно же, не верили и насмешливо гоготали над ним.