Разговор с Ириной не принёс Каморину желанного успокоения и просветления в голове. Напротив, всё стало ещё тревожнее и сложнее. И совершенно непонятно было, что же ему делать. "А не позвонить ли Шаевой и не спросить ли просто, что решили на собрании?" - подумал он вдруг. Конечно, общение по телефону будет неприятным и для нее, и для него, но всё же это самый лёгкий способ как-то разрешить его мучительное напряжение. По крайней мере, появится какая-то определенность.
Шаева взяла трубку своего домашнего телефона почти сразу. Каморину показалось, что она вернулась только что и ещё не успела сесть за вечернюю трапезу.
- Светлана Геннадиевна, добрый вечер. Хочу узнать: что решило высокое собрание? - попытался произнести он возможно более непринуждённо и насмешливо, но голос его дрогнул предательски.
- А вы ещё надеетесь, что вас поддержали? Разве не понимаете, что решение могло быть только одно? Не стоит обижаться, надо просто признать, что не получилось у вас работать в музее. Тут многое сошлось, не только пропажа раритета. Это лишь сыграло роль последней капли. Вы ещё молоды, не поздно попробовать себя в другом деле.
- Ну, спасибо за откровенность, Светлана Геннадиевна. Стало быть, никто меня не поддержал?
- Лично я воздержалась при голосовании. И ещё одна сотрудница, Алла Бутенко, поступила так же. Вам этого мало?
- Всё-таки удивительно: во всём коллективе не нашлось ни одного человека, кто выступил бы против воли начальства, против явно незаконного увольнения!
- Законное или нет - это пусть суд решает. А мы только простые женщины, у многих из нас дети...
Чтобы не произнести что-то резкое, он положил трубку.
На следующий день, в субботу, Ирина сама позвонила ему в девять утра и спросила, можно ли прийти к нему. Его сразу бросило в жар от томительного желания её близости. Оказывается, он очень стосковался за неделю по своей любимой!
- Жду не дождусь, - ответил он чистосердечно.
При встрече они продолжили разговор о ситуации в музее.
- Ну ты же знаешь, каково это - идти против начальства, - говорила она рассудительно и печально, как бы извиняясь за его музейных коллег. - А потом, скифская штучка пропала именно в твоё дежурство...
- Все дело в том, что мы, русские, - потомки гуннов и монголов, которые истребляли мужчин-славян и насиловали славянок, - говорил он с вызовом, возбуждаясь от собственных слов. - Мы преклоняемся перед насилием и воспринимаем насилие как необходимый и священный элемент нашей жизни. Мы потомки рабов и сами в душе рабы и потому уважаем только грубую силу и власть. Вот почему вся наша история - сплошная тысячелетняя деспотия!
Ирина состроила полуулыбку-полугримасу отвращения:
- Да ты русофоб! Стоило ли учить историю для того, чтобы нести этот бред?
- Я только пытаюсь понять, что происходит вокруг. Вот объективная данность: в толпе сослуживцев нет ни одного вполне порядочного человека, способного выступить против произвола начальства, в защиту ближнего. Ни одного! И раньше у меня было немало случаев убеждаться в том, что порядочных людей очень мало. Надо же как-то объяснить этот факт!
- Ты слишком многого хочешь от бедных музейных женщин. Пожалуй, ты и меня не относишь к порядочным, раз я не соглашаюсь с тобой.
- Вот типично женская черта: переходить на личности в общей, так сказать, мировоззренческой дискуссии. А я хочу сказать только о том, что нравственный вывих или надлом различной степени тяжести есть в душе каждого русского.
Ирина положила руку на плечо Каморина, притянула его к себе, погладила по голове, как ребенка, и произнесла ласково, тихо, почти шёпотом:
- Ты травмирован, и у тебя от боли искажено восприятие. Что тут спорить? Успокойся и пойми, что на музее свет клином не сошёлся. Тебе надо уйти, пока тебе не испортили трудовую книжку. Если это ещё возможно. Тогда, с нормальной трудовой, ты сможешь найти какую-то более или менее приличную работу. А с записью об увольнении "по статье" тебя и грузчиком трудно будет устроиться. Всё очень просто...
- Всё совсем не просто, - возразил он, осторожно высвобождаясь из её объятия. - Начнем с того, что идти мне некуда. В школу? Учителем истории? Но вакансии в городских школах появляются редко и достаются обычно по протекции. Особенно если речь идет о престижных заведениях вроде гимназий и лицеев. А для преподавания в профессиональном училище нужно обладать талантами дрессировщика, которых у меня нет.