Выбрать главу

Может, плюнуть на всё? Просто встать и покинуть "высокое собрание"? Но разве не именно этого от него и ждут? Тогда в протоколе заседания профкома будет записано, что он отказался от дачи объяснений, и профсоюзному органу не оставалось, де, ничего иного, кроме как удовлетворить просьбу администрации. И затем эта бумага будет предъявлена суду...

С гримасой отвращения, скрыть которую Каморин не мог да и не пытался, он начал повторять всё то же, о чём говорил на собрании: что по сложившейся практике работы считал себя не вправе перед уходом осматривать помещения отделов. Что сотрудники должны сами следить за тем, чтобы в их помещениях не остался злоумышленник из числа посетителей музея. Такой, например, как молодой человек - спутник Анжелы Чермных, которого видели накануне...

- Это всё мы уже слышали, - торопливо прервала его Алдушкина. - Новенького ничего нет?

- Нет.

- Хорошо. Кто за увольнение Каморина Дмитрия Сергеевича по статье 33, пункту 3 КЗоТ, то есть по причине систематического неисполнения им без уважительных причин обязанностей, возложенных на него трудовым договором и правилами внутреннего трудового распорядка?

Дамы, кроме Аллы Бутенко, подняли руки. Что же касается Аллы, то она, когда спросили о её позиции, тихо сказала, смущённо потупив взор, что "воздержалась".

- Все могут быть свободны, - объявила Алдушкина.

Каморин вернулся в свой отдел. Там уже спустя полчаса появилась секретарша Лена Пак и положила на его стол приказ об увольнении:

- Распишитесь, что ознакомлены, и зайдите ко мне за трудовой и расчётом.

Каморин расписался, и после этого его точно пружиной подбросило на ноги: теперь нужно поскорее уйти отсюда, скрыться от жестокого любопытства или, хуже того, стыдливого сострадания сотрудниц! Чтобы не разыгрывать перед ними, к вящему их удовольствию, душещипательную драму! Ха-ха! Слезу втайне кто-нибудь из них, может быть, и прольёт, но реального участия и помощи ему здесь не дождаться ни от кого - это уже ясно, это музейщицы и музейщики уже показали! "Таких друзей - в музей!" - где-то он слышал эту насмешливую фразу...

Он бегло, но зорко оглядел всё лежавшее на столе и в ящиках стола и поспешно смёл в сумку все свои личные вещи: часы, которые во время работы обычно снимал с руки и клал перед собой, ручку, коробку с фломастерами, чашку, пачку чая, кипятильник и книгу "Религии мира", которую он читал во время обеденных перерывов.

Он сразу решил, что уйдет по-английски, не прощаясь. Его гонители иного не заслуживают. Не особенно лучше остальных и те две, что "воздержались" при голосовании. В общем, ни о ком из музейных больше думать не стоит. Тем более, что вернуться сюда, скорее всего, не удастся. И это, может быть, к лучшему. Не придется ломать себя, пытаясь ужиться с отвратительными, лживыми людьми.

Он зашёл к секретарше, получил трудовую книжку и "расчёт" - тощую пачку купюр, затем молча вышел. Уже на улице шагая неторопливо - куда теперь спешить? - под начавшим накрапывать дождем, он мельком просмотрел последнюю запись в трудовой: "Уволен за систематическое неисполнение служебных обязанностей без уважительных причин". И тогда он впервые ясно осознал то, что до сих пор лишь смутно брезжило в его сознании: никакого суда не будет, потому что возвращаться в музей ему не хочется.

15

Котаря неприятно поразило то, насколько краткой оказалась для него радость обладания древним раритетом, о котором столько мечталось. Ну вот перед ним этот серебряный рог, матовый, гладкий до скользкости, отшлифованный прикосновениями бесчисленных, давно истлевших рук, со злобно ощеренной миниатюрной кабаньей головкой величиной чуть больше дюйма в поперечнике на конце... Что же, собственно, хорошего в этой вещице? Ни сбыть её без проблем, ни просто людям показать нельзя. Разве что разбить, превратить в серебряный лом... Но если это откроется, разве не признают уничтожение музейной вещи преступлением не менее тяжким, чем сама кража? Похоже, в обозримой перспективе его новое приобретение - только лишняя докука, постоянное беспокойство: как бы спрятать краденое получше и не попасться с ним... Порой ему казалось, что ощеренная пасть вепря злорадно ухмыляется. "Теперь ты мой пленник!" - словно говорила она ему.