Котарь понимал, что хозяин, в сущности, прав: если уступить будущему зятю раз, то неизбежно последуют новые просьбы. К тому же опасно связываться с молодчиком, который уж слишком откровенно жаждет поживиться за счёт состоятельного родителя. Чермных, может быть, не очень хороший отец, но, во всяком случае, не дурак. В крайнем случае он предпочтёт старый способ борьбы с депрессиями Анжелы - обращение к психиатрам.
Что ж, значит остается одно - уехать, другого выхода нет. Но только не в ближайшие дни, чтобы в этом не усмотрели связь с музейной кражей. Нет, разумнее исчезнуть спустя несколько недель. Так он и сделает. В сущности он даже рад был возможности продлить своё нынешнее неопределенное, подвешенное состояние. Потому что это освобождало его от необходимости предпринимать в ближайшее время какие-то решительные действия. И при этом в душе его подспудно всё ещё тлела надежда на то, что естественное развитие событий само собой разрешит его сомнения и колебания...
Однако довольно скоро Котарю стало ясно, что все его расчёты летят в тартарары - вместе со всей прежней его жизнью.
Последнее воскресенье февраля не предвещало никаких неприятностей. В тот день Анжела пожелала почему-то побывать там, где они ещё не были никогда, - в местном художественном салоне. В пустынных залах они робко переходили от картины к картине, дивясь тому, что полотна местных никому неведомых живописцев так похожи на престижное модернистское искусство России и Запада, слегка известное им по репродукциям. Они останавливались в недоумении перед казавшимися очень смелыми и непонятными произведениями последователей различных направлений авангардизма: это было похоже одновременно и на что-то очень передовое, иностранное, и на дерзкую халтуру. Но многое, впрочем, было в традициях добросовестного реализма, отличаясь от полотен прошлых веков только небрежностью мазков и современной тематикой.
- Раньше выписывали мельчайшие детали, а сейчас мажут тяп-ляп, - вздохнула Анжела.
- Раньше не было фотографии, - возразил Котарь.
- А какие цены! - продолжала удивляться Анжела. - Мы не бедные, но покупать за миллионы картины провинциальных, никому не известных художников!..
- Знатокам они, может быть, известны. А потом, это не так уж много в долларах.
- Настоящая известность завоёвывается в столицах. А выставляться в Ордатове и заламывать такие цены просто смешно! Кто это купит?
Они остановились перед средних размеров полотном, которое ещё издали бросилось в глаза жизнерадостной яркостью красок, и восхитились изображённым на нём: вверху - плывущая по голубому небу гряда бело-розово-рдяных облаков, эффектно подсвеченных восходящим солнцем, внизу - зеленовато-синий, в солнечных бликах, речной плёс, а между этими двумя стихиями, на полоске золотистого песка, - бронзовые фигурки утренних купальщиков, юноши и девушки, взявшихся за руки и застывших в миг то ли нерешительности перед погружением в прохладные воды, то ли любования восходом.
Близоруко наклонившись, Анжела прочитала на этикетке, наклеенной на раму картины: "Д. Ахломов. "Утро на реке". 1500000 рублей". От досады она даже рассмеялась:
- Ну вот, обрати внимание! Некий Дэ Ахломов за полтора "лимона"! Смотрится прекрасно, спора нет! Подошло бы к небольшой комнате, например моей спальне. Особенно в пасмурный, унылый день. Но кто слышал про Ахломова? А отдавать такую сумму просто за красивую картинку неизвестного автора смешно. Тем более, что не всегда же у меня будет настроение любоваться этой парочкой. Когда-нибудь я захочу убрать её в чулан. И потому лучше купить за те же деньги какое-нибудь колечко с цветным камешком! От него точно будет больше радости, да и продать золото можно всегда!
- Экая ты практичная, прижимистая, скопидомка! Настоящая дочь своего отца! Словно мало у тебя колечек!
- Отец, напротив, часто бывает неосмотрителен в тратах, мать за это его поругивает. Я скорее в неё. А колечек чем больше, тем лучше. Нужно иметь особенное на каждое настроение.
- Анжела, деточка, в кои-то веки! - послышалось из соседнего зала, и оттуда, улыбаясь, вышла величественная дама в длинном темном платье, с тяжелой жемчужной брошью в седых волосах, похожей на диадему.
Котарь сообразил, что это подруга Мирры Чермных, знавшая Анжелу ребёнком, и отошёл в сторону, чтобы не мешать женщинам разговаривать. Они говорили недолго, минут пять, приглушёнными голосами, поглядывая на него. Он почувствовал, что речь идет о нём. В конце разговора пожилая дама взволнованно всплеснула руками, словно досадуя на что-то, а Анжела с изменившимся лицом направилась к выходу. Котарь двинулся за ней.