- На аппарат!
После обхода Сергей Антонович зашёл в палату и объяснил Каморину, что ему поставят аппарат Илизарова, потому что скелетное вытяжение не принесло результатов: обломки костей по-прежнему занимают неправильное положение относительно друг друга и не могут срастись. Ближе к вечеру пришла тётка, и ей врач повторил то же самое, добавив в присутствии Каморина пугающие подробности предстоящей операции. Будто бы для фиксации обломков потребуется в одном из них высверлить полость и затем вставить в нее конец другого обломка. Поэтому левая нога может оказаться на несколько сантиметров короче правой. Не возражает ли больной против этого? Каморин, уже готовый в душе к худшему исходу, спокойно согласился с такой не самой страшной перспективой.
Лишь спустя недели две, уже с аппаратом Илизарова на ноге, Каморин с удивлением осознал: слова грузного, плешивого, солидного Сергея Антоновича об укорочении его конечности были странной шуткой, своеобразным врачебным приколом. Потому что на самом деле во время операции было проделано совсем другое: сломанные кости голени, разделённые зияющей пустотой на месте омертвевших и удалённых обломков, были зафиксированы в этом положении на расстоянии около трёх сантиметров друг от друга. Для чего врач обыкновенной бытовой электродрелью просверлил в костях отверстия, в которые вставил спицы, наружные концы которых закрепил в трёх больших стальных кольцах, надетых на ногу, и соединил эти кольца несколькими штырями. Все это вместе отдаленно напоминало птичью клетку и называлось аппаратом Илизарова. Теперь при попытке наступить на сломанную ногу нагрузка шла сначала на штыри, затем на кольца и спицы и лишь в последнюю очередь - на сломанные кости. Назначение аппарата Илизарова заключалось в том, чтобы принимать на себя часть обычной нагрузки ноги при ходьбе, стимулируя постепенное образование кости в пустоте между обломками, сначала в виде так называемой костной мозоли - некоего сгущения костного вещества, различимого лишь на рентгеновском снимке.
Операция была проведена под неглубоким наркозом. Очень смутно, как бы сквозь сон, Каморин чувствовал, что его больную ногу поднимают и прикасаются к ней чем-то жужжащим, прохладным. Очнувшись, он обнаружил, что из его ноги торчат два десятка блестящих стальных спиц, соединённых между собой тремя кольцами, надетыми на ногу на разных уровнях. Места, где спицы входили в тело, были прикрыты ватными тампонами, прижатыми самодельными фиксаторами - проколытыми серыми резиновыми крышечками от пузырьков с растворами для инъекций.
О боли как необходимом элементе лечения при помощи аппарата Илизарова Каморин узнал уже на следующий день после операции, при участии того же Сергея Антоновича. Тот присел на койку Каморина и попросил его сесть рядом, опустив ноги на пол. То есть совершить нечто очень необычное для лежачего больного, привыкшего за полтора месяца скелетного вытяжения к горизонтальному положению. Каморин с трудом оторвал спину от койки, тотчас почувствовав, как всё поплыло перед глазами, развернул корпус и неловко перевалил через край, вниз, обе ноги. Сломанная легла на пол тяжёлой колодой и сразу набрякла пульсирующей кровью. Неуловимым движением Сергей Антонович вдруг перенёс свою руку на колено сломанной ноги и сильно надавил. Каморин содрогнулся от боли. Бинт в месте перелома мгновенно покраснел. Еще больше, чем болью, Каморин был ошеломлён коварством врача.
- Зачем вы так? - пробормотал он. - Смотрите - кровь...
- Это и хорошо, что кровь, а не гной, - спокойно ответил Сергей Антонович. - А давать нагрузку на больную ногу надо, иначе костная мозоль не образуется и нога не срастётся.
Тётка Анна Ивановна принесла видавшие виды костыли, страшноватые, исцарапанные дюралевые снасти с облупившейся местами коричневой краской - "наследство" соседа, который спьяну разбился на машине и затем из-за той же пьянки недолго протянул на инвалидности. Ножка правого костыля была погнута: видимо, его использовали в качестве рычага. Хотя и жутко было вверять искалеченное тело столь ненадёжным орудиям, нужно было начинать ходить. Каморин решил, что для начала ему лучше перемещаться на костылях вдоль своей койки, чтобы в крайнем случае совершить на неё "мягкую посадку".
Рывком подняться с опорой на костыли оказалось нетрудно. Но едва только он выпрямился в полный рост, как с пугающей отчетливостью ощутил абсолютную противоестественность и ненадёжность своего вертикального положения. Все, что он мог, - это несколько мгновений проколыхаться как бы над пропастью, чувствуя, что силы его стремительно убывают подобно отворённой крови и что в голове стало пусто, тёмно и звонко. Чтобы избежать падения, пришлось немедленно опуститься на койку. В следующий подъём ему запредельным усилием тела и воли удалось совершить два неловких шажка-скачка на костылях вдоль койки, постоянно держа её в поле зрения, чтобы в приступе обморочной слабости успеть плюхнуться на неё задом, а не рухнуть на пол.