Выбрать главу

- Значит, вам нечего больше сказать? - не столько спросил, сколько заключил Вербилов, выждав паузу. - Что ж, прочитайте и подпишите свои показания. Это дело уходит от нас, его затребовала городская прокуратура. А вас едва ли ещё потревожат, поскольку с аппаратом Илизарова вы не слишком мобильны, да и сомнительно, что расскажете что-то новое.

Когда Каморин пробежал взглядом и подписал коротенькую запись своих показаний, Вербилов сразу ушел. Каморин подумал, что следователю нужно было не только закончить оформление дела, передаваемого "наверх", но и выяснить физическое состояние важного свидетеля. По всей видимости, аппарат Илизарова и костыли произвели на Вербилова убедительное впечатление, о чём будет доложено "по инстанциям" и вследствие чего Каморина действительно оставят в покое. Да и само дело о хищении в музее, скорее всего, лишь немного помурыжат для проформы и тихо прикроют, поскольку улик нет, а ритон всё-таки нашелся.

Спустя полмесяца после визита следователя в прихожей Каморина снова раздался неожиданный звонок. Открыв дверь, он увидел на пороге незнакомку. Невысокая женщина стояла перед ним, приветливо улыбаясь. В следующий миг её сияющие глаза показались ему знакомыми. Ещё через миг он догадался: да это же Анжела! Но как изменилась она! Ее лоно округлилось, тело стало более плотным, а лицо казалось загорелым, с чуть заметным румянцем, и вся она светилась радостью предстоящего материнства.

- Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич! Я к вам по делу.

- Здравствуйте, Анжела... Сергеевна, - растерянно, запнувшись на отчестве посетительницы, которое почему-то не сразу пришло ему в голову, ответил Каморин. - Проходите.

Вместе они прошли в ту же комнату, где недавно Каморин принимал следователя. Там Анжела осмотрелась и слегка усмехнулась снисходительно при виде непритязательной обстановки. Усевшись в предложенное ей древнее кресло, она произнесла то, чего Каморин никак не ожидал от неё услышать:

- У меня к вам деловое предложение. Видите ли, мой отец приобрел газету "Ордатовские новости", и я там теперь редактор.

- Редактор? - удивлённо переспросил Каморин.

- Да, и даже главный, - спокойно подтвердила Анжела. - Еще есть выпускающий редактор Владимир Иванович - старый профессионал. А вас я приглашаю в нашу редакцию сотрудником. Может быть, вас заинтересует такая работа, хотя газета не очень популярная, потому что до сих пор печатала в основном рекламу. Но я думаю сделать её более информативной, интересной. Что скажете?

- Никогда не работал в газете и даже не думал об этом, - осторожно, не веря неожиданной удаче, ответил Каморин. - Но это, наверно, такое предложение, от которого невозможно отказаться. Если, конечно, вы подождёте, когда я вполне встану на ноги. Потому как деваться мне, откровенно говоря, некуда. Хотя журналистом я, наверно, буду таким же слабым, как педагог. После музея я немного преподавал в училище и вот результат - хожу теперь на костылях.

- Я вас подожду, сколько будет нужно. А что касается ваших качеств педагога, то по опыту работы в училище об этом судить нельзя. Туда вам точно не надо было идти. И с нормальными школьниками педагогам сложно, а про шпану в училищах и говорить нечего!

- По правде говоря, я так и не понял, на чём вообще держатся эти училища. Ведь оттуда выгнать хулигана нельзя, поскольку профессиональное обучение для него - форма социальной защиты. Если только он не отличился чем-то уже совсем из ряда вон выходящим. А когда подростки изводят преподавателя скопом, всей группой, то он перед ними бессилен. Не выгонять же их всех! В принципе они могут выжить любого педагога, который им не нравится. Я, по всей видимости, категорически им не понравился. Не пойму только, чем именно. Слаб, что ли, показался характером?

- Уж вы не обижайтесь, Дмитрий Сергеевич, но характер у вас на самом деле мягкий. У меня, кстати, тоже. Точнее, это тип нервной деятельности или темперамент. Был такой физиолог Павлов, он описал четыре типа нервной деятельности, в том числе слабый - это то же самое, что обычно называют меланхолическим темпераментом. В неблагоприятных условиях это проявляется как психастения, или, в буквальном переводе с греческого, слабодушие - состояние, при котором человек подвержен постоянным сомнениям, страдает от неуверенности в себе и приступов депрессии. Мне кажется, психастеников вокруг меня довольно много. В подростковом возрасте психастеником становится почти каждый и рискует остаться им на всю жизнь, если "сломается". Я думаю, есть один верный способ преодолеть в себе психастеника - избавиться от комплекса жертвы, этакой невинной, беззащитной овечки. Его нам с детства прививают взрослые строгим воспитанием. Чтобы не чувствовать себя овечкой, надо стать дерзким и грешным, стремиться урвать от жизни то, что возможно. То есть бунтовать. Недаром молодёжь во все времена бунтует.