Лоскутова порывисто встала из-за стола, и следом за ней, грузно опираясь о столешницу, поднялся Чермных. Но она положила ему руку на плечо, удерживая на месте:
- Без вас разберутся. Наверно, просто какой-то пьяный. Или хахаль какой-то портнихи. Нужно только закрыть дверь в кабинет.
- А если он не только пьяный, но и буйный?
- Мы, женщины, легче их успокаиваем. А у мужиков сразу мордобой...
- Ну, смотри...
Лоскутова поспешно вышла. Было слышно, как в коридоре дробно застучали её каблучки.
Прошло ещё несколько минут, и в закройную снова заглянула Акопова, объявила звенящим от волнения голосом:
- Незнакомец сейчас в фойе! Ему так просто не выбраться! Я закрыла входную дверь изнутри! Лишь бы не разбил витрину! Давайте все туда!
Из-за спины Акоповой, из коридора, послышался нарастающий шум голосов. Чермных и Шарков вскочили, бросились в коридор. За ними высыпали остальные. Теперь крики доносились из фойе, и все устремились туда. Сквозь толпу женщин Шарков сразу не разглядел незнакомого высокого парня, почти прижатого к стеклу витрины, тревожно озиравшегося, как затравленный зверь. В его глазах застыло потрясение, но расслабленный, вялый рот, казалось, слегка улыбался, как это бывает у истериков после приступа. Шаркову почудилось даже, что молодой человек дрожит. Подбадривая друг друга криками, бабы все теснее надвигались на незнакомца. Тут же рядом оказался почему-то и Михалин, которого не видно было ни на собрании, ни за столом в закройной. Наверно, он заходил к одному из арендаторов, а показаться Лоскутовой на глаза не посмел.
Шарков ухватил общее в облике Михалина и незнакомого парня: оба рослые и вместе с тем жалкие. "А парень совсем зелёный", - мелькнуло в его сознании. - "И не похож на блатного. Такого бабы запросто могут побить".
О том же, наверно, подумал и Чермных, который раздвинул толпу и вплотную подошел к парню, заслонив его от женщин.
- Дать ему по шее! - требовали злые женские голоса. - И пусть вывернет карманы! Пусть покажет, что взял! Нечего косить под немого или дурачка!
Чермных негромко приказал парню:
- Ну-ка, показывай, что у тебя в карманах...
Когда тот послушно выгреб пачки купюр, и в толпе ахнули.
- Это он украл,- догадался кто-то. - Лилия Витальевна, посмотрите, это ваши? Да где же она? Где Лилия Витальевна? Её здесь нет! У себя в кабинете она, что ли? Не случилось ли что с ней? - наперебой, испуганно закричали бабы.
- Кто-то побежал искать Лоскутову. Через минуту из коридора донёсся истошный бабий крик:
- Лилия Витальевна убита! Зарезана-а-а!
Парня с понурой головой, спрятавшего глаза от яростных взглядов толпы и яркого света люминесцентных ламп, развернуло точно пружиной навстречу устремлённым на него взорам. Негромко, но с отчаянной решимостью, заклиная каждого взглядом своих карих глаз, он проговорил:
- Я не убивал. Слышите? Не убивал!
К нему подскочил рыжий арендатор Шаев и вывернул его карманы, а когда обнаружил нож, не сдержался: коротко размахнувшись, он сильно ударил парня кулаком по лицу. Удар оказался хрястким, хорошо слышным даже на другом конце фойе. Парня швырнуло на витрину, однако он не разбил ее закаленное стекло и удержался на ногах. Шаев с досадой обернулся к толпе:
- Ну чего ждёте? Вызывайте милицию!
4
Уже через неделю после гибели Лоскутовой "Надежда" развалилась. Чермных нового директора назначать не стал. Протомившись несколько дней без дела, все женщины согласились на предложение, переданное из конторы Чермных Ларисой Крохмаль: написать заявления о расчёте, чтобы наверняка и поскорее получить свою задержанную за два-три месяца зарплату. Вместе со всеми рассчитался и Шарков. Он вернулся к занятию, которым промышлял раньше, - к частному извозу. Это был плохой, ненадёжный заработок, не возмещавший износ машины, но выбора не было.
Однажды в разъездах по городу, притормозив перед светофором на перекрёстке в центре города, Шарков машинально бросил взгляд на тротуар и заметил неторопливо шагавшего Дмитрия Каморина, своего бывшего соседа, которого не встречал уже лет десять. Несмотря на шестнадцать лет разницы в возрасте, они когда-то раза три ходили вместе на рыбалку и с тех пор сохраняли дружеские чувства. Почему-то (может быть, оттого, что у него было скверно на душе) Шарков поспешно опустил стекло и негромко позвал:
- Диман!
Каморин недоуменно пошарил взглядом вокруг себя. Отчуждённое удивление сменилось на его лице застенчиво-радостной улыбкой, когда он разглядел и узнал Шаркова.