Самой же главной основой общей неприязни музейных дам к Каморину было ясное понимание всеми того, что он, будучи одним из немногих в музее мужчин да к тому же с профильным образованием, вполне может претендовать на продвижение на какую-то начальственную должность. Стало быть, то, чего Елена Андреевна или Вера Степановна добивались десятилетиями службы и бог весть какими ухищрениями, могло достаться этому розовощёкому юнцу шутя. Отсюда и проистекало дружное желание осадить, подрезать в зародыше потенциального "выскочку". Тон задавали две-три музейные дамы, особенно жёсткие в делах и суждениях. Будь они помоложе, наверняка сделали бы карьеру в бизнесе. А так, не имея лучшего выбора, состарившись среди пыльных раритетов, они могли только соперничать друг с другом за скудные блага, перепадающие работникам культуры. Сплотиться для борьбы насмерть с тем, кто казался очень опасным соперником в борьбе за престижную должность методиста, начальника отдела или иную подобную, они были просто обречены.
Смутно догадываясь о причинах нелюбви к нему музейных дам, Каморин пока не слишком расстраивался из-за этого. Что ему было до этих ведьм! Для него в мире существовала только одна женщина - Ирина. И по-настоящему плохо, на его взгляд, было лишь то, что она упорно отказывалась стать его женой.
5
После гибели Лоскутовой Чермных приехал к себе домой, заперся в кабинете и стремительными шагами начал мерить тесное пространство от двери до окна и назад, размышляя на ходу по своей старой привычке. "Каким разумным, дальновидным и стройным казался замысел завладения "Надеждой" первоначально!" - думал он с тоской. Нежизнеспособное товарищество портних закономерно должно было умереть, освободив место для настоящего бизнеса. Но разве помышлял он о физической гибели кого-то? Мизерный, в общем-то, масштаб делишек Лоскутовой совершенно не позволял предвидеть, что дело примет такой трагический оборот. Тем более, что ему казалось совершенно необходимым избежать любого шума и скандала при переходе собственности "Надежды" в его руки. Потому что в противном случае можно ждать любых неприятностей, имея несчастье родиться и жить в непредсказуемой стране. И ещё накануне он всерьез верил в то, что все будет хорошо!..
А теперь "Надежда" и всё, связанное с нею, надолго оказалось в центре внимания местных властей, прессы и публики, жадной до слухов. Завязался опасный узел, который не развяжется и после осуждения убийцы, потому что останется почва для пересудов, для злобных инсинуаций. Какая шумиха может быть поднята в газетах: алчный деляга ради захвата помещения под супермаркет устроил убийство своей противницы! Той, которая защищала интересы товарищества портних! "Он делает свой бизнес на крови!" - будут говорить о нем! И что в итоге? Кто после этого захочет сотрудничать с ним, кто пойдёт в его торговый центр?!
А ведь всё могло быть так хорошо! Не потеряли бы и портнихи. Он действительно позаботился бы о них и сохранил бы их рабочие места. Не все, конечно, поскольку из тысячи квадратных метров мог бы выделить для них лишь сотню, с окнами во двор, под швейную мастерскую. Затем, чтобы и по истечении оговоренного пятилетнего срока формально не нарушать условие приватизации помещения "Надежды": сохранение прежнего производственного профиля ее помещения. И еще для того, чтобы выпустить лишний пар недовольства и напряжения. Он оставил бы с десяток рабочих мест для немолодых швей - тех, кому немного осталось до пенсии и слишком трудно было бы добираться в отдалённые районы города, где ещё дышат на ладан швейные фабрички. А кто помоложе - те довольно легко найдут себе что-то получше. И итоге он убил бы двух зайцев! Ведь просто невозможно для задней, смотрящей во двор части цокольного этажа придумать какое-то более выгодное применение, чем отдать её под мастерскую. А как все повернется теперь?..