— Нет. В июне исполнится, — грустно вздохнув, ответила та.
— Ты знаешь… ты мне нравишься. Ты — способная, ты очень быстро улавливаешь и ритм, и рисунок движения, и образ. По правде сказать, я даже не знаю почему, но хочу дать тебе один совет: уезжай! Здесь тебя ждет скучное будущее.
— Но ведь другие как-то устраиваются, и очень неплохо, судя по их нарядам, гонорарам, машинам…
Вероника лениво пожала плечами.
— Кто же тебе мешает, ищи соответствующего любовника…
Немного помявшись, Светлана нерешительно спросила:
— Ты хочешь сказать, что все наши высокооплачиваемые манекенщицы…
— Ну, Волкова, ты как с другой планеты, — захохотала Вероника, — все имеют друзей, которые их содержат и помогают делать карьеру в мире моды… Но все равно — это не тот уровень… Уж если иметь любовника, так за границей, где необъятные возможности для манекенщицы.
— А как же попасть туда, за границу? — растерянно проговорила Света.
— Прежде всего сделай портфолио[12], выучи хоть немного английский язык. Без этого нельзя. А потом я тебе дам несколько адресов модельных агентств в Париже. Купишь визу, билет и… езжай. Только поторопись. Восемнадцать лет — уже критический возраст для начала. Упустишь этот год, тогда все, прощай. Посмотри на меня! Через восемь лет ты займешь мое место… Хорошенькая перспектива кочевать по каким-то пошлым, глупым презентациям или рекламировать стиральный порошок? И все это при мечтах о высокой моде, о кумирах моды Парижа…
— Прости, — решилась прервать воцарившееся молчание Света, — может быть, это нельзя спрашивать, но почему ты все время говоришь, что упустила свой шанс?
— Почему нельзя спрашивать, — скривив губы в кислой улыбке, ответила Вероника, — теперь можно… Время-то какое было… Мы тогда жили понаслышке да по привозимым некоторыми выездными журналам. Я однажды увидела фотографии показа мод «Шанель» и обалдела… Мне безумно захотелось туда, в Париж, чтобы самой испытать восторг от фантастической, ирреальной, неземной высокой моды… В Москве в то время вообще об этом и не говорили. Но я все равно решила попытать судьбу, пусть не за границей, так здесь стать манекенщицей. Меня сразу взяли в московский Дом моды. И вот, представь, — Вероника от волнения остановилась и схватила свою спутницу за руку, — сказка, настоящая сказка. После первого же показа ко мне подходит, как сейчас помню, господин Фуке из Парижа и предлагает заключить контракт с его агентством.
— И ты что ж… неужели вот так отказалась?.. — вся подавшись вперед, воскликнула Светлана.
— Нет, в том-то и дело, что согласилась.
— Ничего не понимаю…
Вероника нетерпеливо всплеснула руками.
— Что тут понимать? В какой стране я тогда жила… Советской и была советской девушкой, что в переводе на нормальный язык означает: заключенной… Полсуток мне, правда, подарили: всю ночь я не спала, задыхаясь от счастья, восторга, а на следующий день ко мне подошли двое таких серых, топорно-элегантных… и мягко сказали:
«Вы, конечно, можете уехать, но учтите — больше вы никогда не увидите ни своих родителей, ни своей младшей сестры. Въезд в СССР вам будет категорически воспрещен как изменнице Родины».
— Чем я ее предам, эту родину, если поработаю немного в Париже? Одним словом, запугали, застращали, и я отказалась… А не надо было, Света, не надо. Ты видишь, как все изменилось. «Нерушимые» границы «нерушимых» республик развалились… и поделом. А я испугалась, как последняя дурочка. Эх, Светка, когда хочешь чего-то добиться, не надо бояться ни Бога, ни черта — надо лезть, идти напролом… Может быть, я бы сейчас топ-моделью была, королевой подиумов… Может, и нет, но, знаешь, вот то, что «родная партия» и правительство отобрали у меня возможность попытать счастья… мне все время кажется, что я непременно стала бы звездой мира моды.
Вероника печально вздохнула и, погрузившись в свои мысли, замерла среди танцующих снежинок; потом, чуть усмехнувшись, сказала:
— Нам-то с тобой не по пути. Мне на автобус надо. Так что пока!
Светлана остановилась и посмотрела вслед уходящей манекенщице, которой так и не удалось пройтись по блистательному подиуму Парижа. Словно угадав ее мысли, Вероника обернулась и надрывно крикнула:
— Дурой я была, дурой!..
Света осторожно открыла дверь в нескончаемый коммунальный коридор. Соседи ей уже высказывали свое недовольство ее поздними возвращениями. Легкой тенью, боясь наступить на скрипящие половицы, она проскользнула в свою комнату и, не раздеваясь, села на диван, который издал длинный стон.