«Пусть убедится, что я ни о чем запретном не помышляю…»
Все так же спокойно Тамара повесила в шкаф несколько платьев, а затем опять вынула одно из них и приложила к себе.
— Да! Так, я думаю, будет неплохо! — произнесла она вслух.
— Я думаю, тоже, — раздался голос Муфарека.
Тамара резко обернулась и, заметив его, удивленно воскликнула:
— Амир?! Что случилось? Ты не уехал?
— Нет. Человек, с которым я должен был встретиться, еще не прилетел.
— А я выбираю платье к сегодняшнему вечеру. Вот это, синее, тебе нравится?
— Да! Но к нему нужны сапфиры!
— Жемчуг тоже неплохо.
— Сапфиры! — повторил Муфарек.
— Но у меня нет…
Ему почему-то было так приятно, что он ошибся в своих мрачных предположениях, что готов был осыпать ее подарками. Амир смотрел на молодую женщину, и у него сладко кружилась голова от того, что она рядом и что она любит его.
Вечером в казино Тамара появилась в новом потрясающем платье от Аззаро, и ее шейку украшало тяжелое сапфировое ожерелье.
Тамара с нетерпением ожидала окончания их совместного отдыха. Ей казалось, что, как только она приедет в Париж, все сразу станет на свои места: она избавится от этого жуткого монстра и вновь будет свободна. Но Муфарек не спешил. Он наслаждался солнцем, морем, женщиной.
Тамара изо всех сил пыталась сохранить остатки своей независимости и, понимая, что бегство невозможно, старательно делала вид, что тоже получает удовольствие от уже надоевших ей страстных объятий Амира и обжигающего испанского солнца. Каждое утро молодая женщина просыпалась с надеждой, что именно сегодня Муфарек скажет: «Мы возвращаемся!» Наконец она услышала долгожданные слова, но каков был ее ужас, когда, немного помолчав, Амир добавил:
— Правда, сначала мы на недельку заедем в Ливан.
— В Ливан? Зачем? — воскликнула она. — Мне надо в Париж!
Амир смотрел на нее тяжелым взглядом и поглаживал свою бородку.
— В конце концов, это становится смешным. Я не хочу ехать ни в какой Ливан. Я хочу домой, во Францию, — продолжала сердиться Тамара. — Ты можешь ехать куда угодно, а я возвращаюсь в Париж.
— Совершенно верно, — спокойно подтвердил Муфарек, — но через неделю.
— Нет, сегодня!
Тамара, вскочив с дивана, решительным шагом направилась в спальню собирать вещи.
«Что он может мне сделать? Да ничего!» — успокаивала она себя, спускаясь по лестнице с дорожной сумкой.
У двери Тамару ждал Амир, который железными руками схватил ее за плечи и зловещим голосом прошептал:
— Ты опять забыла? Ты — моя женщина!
…И вместо столь любимого ею жемчужного неба Парижа Тамара увидела раскаленное небо Ливана. Они жили в роскошном доме Муфарека, точнее, жил Муфарек, а она была пленницей этих пышных апартаментов, по которым молодая женщина слонялась, словно тень, с бутылкой виски, чтобы хоть немного заглушить свой страх. Она все время боялась, что уже никогда не увидит Парижа, что так и зачахнет здесь, за высокими, упирающимися в небо белыми стенами каменного забора.
К Амиру постоянно приходили какие-то гости — кто в европейской одежде, кто в национальной, и Тамара должна была услаждать их общество своим присутствием, когда того требовал Муфарек. Вместо декольтированных платьев знаменитых кутюрье она носила закрытые под горло шелковые рубахи, которые ей, как европейской женщине, разрешалось перевязывать поясом.
— Ты понравилась моим родственникам, — сказал ей однажды Амир. — Но тебе надо принять ислам.
При этих словах Тамара чуть не упала в обморок. Ей показалось, что она спит или сошла с ума.
— Какой ислам? Зачем?
— Если ты примешь мою веру, ты сможешь стать моей женой! — гладя ее грудь, сообщил Муфарек.
— Но я вовсе не хочу замуж!
— Не говори глупости, достаточно того, что, может быть, я захочу этого.
— Амир! Амир! Опомнись! Я — свободная женщина…
— Ты — моя! — толкнув ее на диван, крикнул он.
Тамара наконец-то окончательно поняла, в каком страшном положении она оказалась.
«Господи! Что же мне делать? Помоги! — всю ночь молила некрещеная Тамара. — Неужели все? Неужели я пропала? Нет, нет! — успокаивала она себя, сжимая ледяными пальцами голову. — Надо сыграть покорность, надо сделать все, чтобы он не передумал вернуться в Париж со мной».