Он покраснел и отстранился от нее.
— Мне нужно идти. Я должен вернуться в Канны. У меня встреча…
Таким Рейни его еще не видела. Она смотрела на него во все глаза и не понимала. Потом она рассмеялась.
— Да ты, Арман, настоящий поэт! Какая-нибудь девушка с ума сойдет от счастья, когда услышит эти признания… — сказала она и простосердечно добавила: — Клиффорд совсем не такой. Как истинный англичанин, он лишен всякой поэзии. Ему никогда не написать ничего подобного…
Арман уже встал и вытирал руки о передник. Он по-прежнему был бледен. Он знал, что в ее смехе не было ничего обидного, однако этот смех больно ранил его. Арман понял, как бесконечно он ей безразличен.
Перестав смеяться, Рейни снова вздохнула.
— Как несправедлива судьба! — заметила она. — Почему мой Клифф не может писать такие письма? О том, что он не может жить без меня… А ведь он может… Еще как может жить без меня. Правда, Арман?
Молодой француз не ответил. Он сгорал от любви к этому хрупкому, нежному созданию, боготворил ее, а Рейни даже не поняла, что слова любви обращены к ней…
Внезапно он повернулся к холсту и, схватив грунтовочную лопатку, принялся яростно затирать едва прорисованные прекрасные черты и кромсать холст.
— Зачем ты это делаешь, Арман?! — воскликнула Рейни.
— Ничего не получилось… Все это никуда не годится, — пробормотал он.
— Не переживай, Арман. Завтра я буду снова тебе позировать. Может быть, у тебя улучшится настроение, а я смогу улыбаться…
Арман молчал. Если завтра Рейни будет улыбаться, значит, она получит известие от Клиффорда и будет светиться прежней любовью к этому человеку. Арман подавил стон. Он жестоко страдал. Казалось, у него уже нет сил выносить этот кошмар.
А Рейни уже забыла и об Армане и о страданиях, которые причинила юноше. Мысли унесли ее в Лондон к возлюбленному — к златовласому «викингу» Клиффорду. Ей и невдомек было, что она ненароком ранила Армана в самое сердце. Взяв его под руку, она ласково проговорила:
— Я тобой восторгаюсь, Арман. Ты столько для меня сделал! Я знаю, если бы ты мог помочь моему горю, то сделал бы все, что в твоих силах… Может быть, ты действительно сможешь помочь… Послушай, — живо продолжала она, — у меня есть план. Я попрошу мамочку и бабушку, чтобы они разрешили нам съездить в Канны поужинать. Пожалуй, они не станут возражать, потому что доверяют тебе. А у меня будет возможность позвонить Клиффорду домой и узнать, что с ним… Ах, Арман, будь так добр, отвези меня сегодня в Канны!
10
Он не спешил с ответом, предпочитая страдать молча. Рейни снова требовала от него непомерной жертвы, даже не сознавая этого. Снова его любовь подвергалась жестокому испытанию. Он влюбился в Рейни с первого взгляда, лишь только увидел ее на балу в воздушном платье, но теперь влюбленность превратилась в роковую страсть и здесь, в Шани, разгоралась день ото дня.
Рейни кокетливо опустила ресницы. «Какая она хорошенькая!» — почти со злостью подумал француз. Сама того не понимая, она отнимала у него всякую возможность влюбиться в кого-нибудь еще. В конце концов Арман смирился.
— Если позволят, я отвезу тебя в Канны, — буркнул он.
Грусть Рейни была мгновенно сметена новой надеждой. Она снова заговорила о Клиффорде, а ее тонкие пальчики бессознательно бегали по испорченному холсту.
— Что за каприз! Тебе не стоило так горячиться и портить портрет, — игриво сказала она немного погодя.
«Она развеселилась из-за Клиффорда», — с горечью подумал Арман. Но он был бы от души рад, если бы ей удалось дозвониться в Лондон. По крайней мере ее глаза искрились бы прежней веселостью.
— Забудь об этом портрете, — сказал он. — Он не удался…
— Но зачем же было портить холст?
— У меня есть другие.
Рейни помолчала, а потом проговорила:
— Как тебе известно, Клиффорд — очень занятой человек. У него большой завод и много дел в офисе.
Молодой архитектор поджал губы и непроизвольно потрогал глаз. Мало удовольствия вспоминать об офисе, где он лежал на ковре, сбитый с ног ударом кулака. Глаз все еще побаливал. Мало того, когда зрение утомлялось от чтения чертежей, глазной нерв начинал невыносимо ныть.
— Думаю, — продолжала Рейни, — у Клиффорда вообще очень много обязанностей. Он светский человек, и его повсюду приглашают. Многие мои подруги знакомы с Клиффордом, и, вероятно, ему даже приходится общаться с такими красавицами блондинками, как… Лилиан Фитцборн. Как ты думаешь?
Рейни нервно рассмеялась, но Арману было не до смеха. Он понимал, что ее смех — это смех сквозь слезы. С одной стороны ее мучила гордость, а с другой — готовность пойти на любое унижение, лишь бы встретиться с Клиффордом. Но она бы никогда не перенесла того, что Клиффорд встречается с другой девушкой.
Лоб Армана покрылся испариной. Нужно было что-то предпринять. Нельзя допустить, чтобы ее унизили.
Вдруг Рейни заметила, как он бледен.
— У тебя болит голова? — спросила она. — Бедненький Арман, ты совсем больной.
Он достал из кармана темные очки и надел их.
— Просто солнце режет глаза, — поспешно проговорил он. — А теперь, извини, мне пора домой…
Он сказал, что заедет за ней на своем маленьком «рено» в семь вечера, а теперь они вместе пойдут к ее матери и попросят разрешения съездить в Канны.
Она по-дружески взяла его под руку, и они вышли из студии. Пройдя по длинному и сырому коридору, куда никогда не заглядывало солнце, они оказались в крыле замка, принадлежащем графине. Здесь было светло и уютно.
Рейни так нежно держала Армана под руку, что он едва сдержался, чтобы не заключить ее в свои объятия и не прильнуть к ее губам долгим поцелуем. От желания у него даже закружилась голова.
Нужно было как-то ободрить Рейни.
— Наверное, у мистера Калвера просто руки не доходят до частной корреспонденции, — пробормотал Арман. — Может быть, уже завтра ты получишь от него письмо…
— Но в нем не будет таких прекрасных слов, которые написал бы ты! — воскликнула Рейни. — Я запомню их на всю жизнь… Клиффу не помешало бы взять у тебя несколько уроков изящной словесности, — улыбнулась она.
— Избави Бог! — в сердцах вырвалось у Армана.
Рейни отстранилась и с удивлением взглянула на него.
По широкой дубовой лестнице они поднялись в будуар миссис Оливент. Из ее окон открывался замечательный вид на поместье Шани. Этот вид был знаком Рейни с детства, но теперь она его почти ненавидела — потому что им не мог насладиться Клиффорд.
Рейни чувствовала, что сегодня вечером должно произойти нечто такое, что снова наполнит ее жизнь радостью и смыслом. Она игриво тормошила Армана, называла его букой и корила за то, что он куксится.
Они застали миссис Оливент сидящей за туалетным столиком и читающей письмо. Как можно более равнодушным тоном Арман попросил у нее позволения взять Рейни в Канны — поужинать и сходить в кино. Роза Оливент подняла голову и удивленно посмотрела на молодых людей. Не то чтобы она рассердилась, но удивилась — без сомнения. Дело в том, что с тех пор, как они поселились в Шани, Рейни категорически отвергала все приглашения знакомых.
— Если Рейни согласна — ради Бога, — пробормотала она.
Девушка опустила глаза, а ее щеки слегка заалели. Наметанный взгляд матери сразу отметил, что дочь чем-то взволнована.
— У тебя что, жар? — поинтересовалась миссис Оливент. — Может быть, ты перегрелась на солнце?
— Нет, мама, — помотала головой Рейни.
— А как дела с портретом?
— Ничего не получилось, — поспешно вставил Арман. — Завтра начнем заново.
— Ну ладно, — задумчиво проговорила миссис Оливент, — я передам бабушке, что сегодня вас не будет. У нее мигрень, она спит и не выйдет к обеду.
— Пока ты приедешь, я успею принять ванну и переодеться, Арман, — сказала Рейни.