Дальше Рейни не могла читать. Она была потрясена известием, что молодой архитектор вот-вот исчезнет из поля зрения.
Птица с ярким оперением перелетала с одной пальмы на другую и пронзительно кричала. Это странное верещание заставило Рейни осознать, что она находится за многие тысячи километров от бабушки, от Шани, от Армана — в Южной Африке!.. А Арман уезжает в Канаду… Он потерял надежду дождаться ее и решил уехать подальше.
— Ах, Арман!.. — прошептала Рейни, вскакивая на ноги.
Снова в ее душе наступил хаос. Хрупкий мир был сорван. В своем последнем письме Клиффорд напоминал о том, что она обещала повидаться с ним перед тем, как примет окончательно решение. О боги! Если она сдержит обещание и сначала отправится в Англию, то, может быть, навсегда потеряет Армана. Этого ей не перенести!
— Дядя Майлз! — воскликнула она, вся дрожа. — Какое сегодня число?
Он пробежал глазами газету.
— Этот номер позавчерашний. Стало быть, сегодня двенадцатое октября.
Глаза Рейни округлились от ужаса.
— Двенадцатое… — повторила она. — А Арман улетает в Канаду семнадцатого… Ах, дядя Майлз, что же мне делать?
26
Арман укладывал вещи. Один большой дорожный чемодан был плотно упакован и закрыт. Второй лежал на кровати и быстро наполнялся. На душе у Армана было скверно. Его мучила головная боль. Последние два дня он почти ничего не ел, чем весьма огорчал добрую мадам Турвилль.
Обычно, несмотря на суету, ему удавалось сохранять спокойствие. Теперь суета сопровождала его отъезд из Канн, чтобы возглавить филиал в Канаде.
Нельзя сказать, что в Канаде у него вообще не было знакомых. Имелся один приятель, с которым он учился в Париже и который, женившись на канадской девушке, осел в Квебеке. Супруги с нетерпением дожидались приезда Армана. Они хотели, чтобы он стал крестным отцом их первенца.
Арман очень долго жил в Каннах, и ему казалось, что здесь он оставляет часть своей души. Он корнями врос в эту благословенную землю. А Канада представлялась чужой и далекой. Там течет совершенно другая жизнь. Но ему было обещано, что, отработав два года в Квебеке, он вернется и будет назначен директором фирмы. Это звучало заманчиво, но необходимость отъезда повергала Армана в отчаяние. Деньги и даже пост директора были для него еще не самым важным в жизни. Ему хотелось продолжать любимое занятие — живопись. А еще — хотя бы разок взглянуть на Рейни!
Он понимал, что, уехав, полностью потеряет ее. Завтра он в последний раз приедет в Шани, чтобы взглянуть на законченную работу и со всеми попрощаться.
Сколько бессонных ночей он провел, прежде чем принял это ответственное решение!.. Он написал Рейни, что должен уехать. Иначе нельзя. Это самое лучшее для него. Он не хочет, чтобы она чувствовала, что чем-то обязана ему. Он прекрасно понимал, что такое верность, и знал, как обременительно ощущать, что не можешь порвать с человеком, к которому питаешь добрые чувства. Со всей присущей ему скромностью Арман полагал, что Рейни все еще влюблена в Клиффорда Калвера.
Последней каплей стало письмо, которое он получил от своего английского соперника. Арман никому не рассказывал о письме Клиффорда, кроме графини. Собственно, это письмо не было продиктовано ни злобою, ни раздражением. Просто Клиффорд благодарил Армана за его дружеское участие во всем, что случилось, и извинялся за то, что поначалу отнесся к нему недостойным образом. Правда, в конце послания Клиффорд упомянул о том, что каждый день получает от Рейни письма, и тем самым намекал на то, что у Армана не осталось практически никаких шансов на успех.
Укладывая книги, Арман заметил выпавшую фотографию. На ней была запечатлена Рейни с бабушкиными овчарками. Ее волосы, тогда еще длинные, развевались на ветру. Она смеялась. Такой он и полюбил ее. Фотография была сделана задолго до того, как Арман познакомился с Рейни. Может быть, даже до того, как у нее возник роман с Клиффордом. Рейни была совсем молоденькой и очень счастливой.
Горько было сознавать, что они больше не встретятся. Она уедет в Лондон и выйдет замуж за человека, которому Арман никогда не доверял. Но это ее выбор… Арман лишь знал, что для него самого другой женщины быть не может. Он будет любить Рейни до самой смерти.
Он бережно положил маленький снимок в портмоне, которое брал с собой в Канаду.
Разбирая бумаги, он наткнулся на портрет Ивонн. Ничего, кроме отвращения, она у него не вызывала, и он отправил листок в мусорное ведро.
После того как Ивонн совершила вылазку в Шани, она еще раз навестила его в Каннах и со слезами умоляла возобновить их отношения. Арман резко заявил ей, чтобы она больше не попадалась ему на глаза и вообще держалась подальше.
— К счастью, твои происки не увенчались успехом, — сказал он. — Мадемуазель Оливент слишком ценит дружбу, чтобы так легко в ней разувериться.
И выставил Ивонн за дверь. Кажется, до нее в конце концов дошло, что между ними все кончено. Во всяком случае, она продала свое заведение в Каннах и окончательно перебралась в Париж.
Таким образом, неприятная полоса в его жизни закончилась.
Удивительно, до чего усталым и больным он себя сегодня чувствовал!.. Он пытался часок вздремнуть. Был душный полдень. Земля истосковалась без дождя. Вечером Арману предстоял ужин с главой фирмы. Нужно было привести себя в порядок.
В дверь постучала мадам Турвилль. Она принесла свежие простыни и перестелила постель. Она тихо всхлипывала и горестно хлопала покрасневшими веками.
— Ах, милый монсеньор Арман, последний раз я меняю вам белье!
Арман слабо улыбнулся и нежно обнял домовладелицу за могучие плечи.
— Ничего. Я буду вам писать, а когда вернусь в Канны, думаю, вы оставите комнату за мной… — пробормотал он.
Женщина снова всплакнула и утерла глаза платком.
— Колетт на кухне тоже рыдает. Ах, монсеньор, вы самый порядочный и добрый джентльмен из всех, кто жил в этом доме! Нам так будет вас не хватать!
— Я тоже буду скучать, — заверил он и печально оглядел комнату.
В этой комнате он когда-то переодевался в белый костюм, чтобы отпраздновать свою помолвку… Увы, несостоявшуюся.
— Монсеньор ничего не слышал нового о внучке графини? — хитровато улыбнувшись, поинтересовалась мадам Турвилль.
— Этим утром я получил от нее письмо. Она скоро возвратится в Лондон.
— Не в Канны? — уточнила мадам.
Уж ей-то лучше, чем другим, было известно, по кому сохнет этот достойный юноша.
— Может быть, вам понравится в Канаде, — робко сказала она. — Я буду за вас молиться.
И вышла из комнаты.
Доброта и искренность хозяйки тронули Армана. А накануне, когда он прощался с Андриной де Шани, та преподнесла ему в подарок отделанный золотом и эмалью старинный несессер покойного мужа и от души поблагодарила за все усилия по реставрации Шани. Графиня сказала, что его студию она опечатает — в надежде, что через несколько лет он вернется и снова будет здесь работать.
— Ты знаешь, милый мальчик, как я переживаю, что, сама того не желая, причинила тебе боль… — добавила она. — Наверное, я не имела никакого права подталкивать Рейни к помолвке с тобой… Но ведь я так привязалась к тебе, так надеялась!..
— Я тоже надеялся, — вздохнул Арман. — И, кроме глубочайшего уважения и признательности, не питаю к вам других чувств. — И поцеловал сухую, чуть дрожащую руку старой дамы.
Даже мать Рейни заметно смягчилась, когда Арман последний раз ужинал в Шани. Она тоже выразила сожаление по поводу всего происшедшего и прямо посетовала, что он не сделался ее зятем.