С этим Арман не мог не согласиться. Он опять накрыл ее ладонь своей и негромко сказал:
— Постарайтесь забыть о нем. О, дорогая моя, дорогая, как бы я хотел помочь вам!
Рейн с трудом отвлеклась от мыслей о Клиффорде и взглянула на молодого француза. Она вдруг вспомнила слова матери: «Арман по уши влюблен в тебя, детка». Тогда Рейн только посмеялась, но теперь, без тени женского тщеславия, ясно поняла, что это правда. «Очень, очень похоже… и уж конечно, никакой другой мужчина на свете не может быть добрее, терпимее и ласковей», — подумала она. Бедный Арман! Ей совсем не нужно было, чтобы он ее любил. Зачем портить такую замечательную дружбу? А еще меньше ей хотелось, чтобы он так же мучился от неразделенной любви, как она сама.
Девушка осторожно высвободила свою руку. В этот момент подошел официант с первым блюдом. Так как Арман очень старался доставить ей удовольствие и не жалел для этого денег, Рейн решила проявить интерес к тому, что им принесли.
— Здесь так все вкусно, и зал очень красиво оформлен… Надо будет привести сюда как-нибудь маму и бабушку… — начала она как ни в чем не бывало.
Арман все понял: она хотела замять больную тему. И он тоже стал болтать о всяких пустяках.
В конце ужина, когда они неторопливо пили кофе, в разговоре снова всплыло имя Клиффорда. Рейн сказала:
— Даже не знаю, смогу ли я дальше жить в Канделле. Здесь слишком много свободного времени и совсем нечем заняться. Наверное, надо сказать маме, что я хочу вернуться в Лондон, и, если я пообещаю, что больше не буду видеться с Клиффордом, она мне разрешит.
— Только если она вам поверит, — сухо заметил Арман.
— Но вы же мне верите, не так ли?
— Нет, — сказал он нежно, но твердо.
Она посмотрела прямо в его глубокие умные темно-карие глаза. Он увидел, как дрогнули ее губы.
— Вы слишком проницательны — видите то, что другие не замечают. Ах, как вы правы, Арман! Ну конечно, я к нему все еще неравнодушна. Нельзя же разлюбить человека в одно мгновение, особенно если вы были с ним так близки и собирались прожить бок о бок всю жизнь. Клифф был всем в моей жизни. О, Арман!..
— Милая, — перебил он, — умоляю вас, не расстраивайте себя еще больше. И очень прошу вас — не уезжайте сейчас в Лондон. Вся эта суетная жизнь — танцы, рестораны и прочее — не поможет заглушить вашу боль и не принесет облегчения. А в Канделле все дышит миром и покоем. Подождите немного, поживите пока здесь, с нами. Прошу вас, не уезжайте сейчас, Рейн.
Она внимательно посмотрела на него — оскорбленная женщина, ищущая поддержки и утешения. Ее измученное сердце молило о помощи.
— Вы будете без меня скучать?
Это был жестокий вопрос, и она тут же о нем пожалела, потому что в его глазах сразу увидела ответ. Голос его прозвучал хрипло.
— Я буду так без вас скучать, что вообще не знаю, как мне жить дальше.
Рейн коснулась губ салфеткой, затем отбросила ее в сторону.
— Может быть, пойдем?
Арман не двинулся с места. Он уже не мог противиться порыву раскрыть ей свои чувства.
— Я вас обожаю. Всей душой, всем сердцем. Рейн, я боготворю вас, — тихо признался он.
Дыхание у нее участилось, из глаз хлынули слезы. Это были слезы глубокой печали; потому что Рейн понимала, что теперь и она причиняет боль. «Как будто мало неприятностей для одного вечера», — удрученно подумала она.
— Арман, вы не должны любить меня. Я вам запрещаю.
— Разве я не говорил вам, что вы тоже не должны любить Клиффорда Калвера? И что же? Неужто любовь различает, что можно, а что нельзя? Ах нет, моя радость, все гораздо сложнее, гораздо труднее и запутаннее. Человеческое сердце склонно увлекаться. Я дал своему сердцу волю — и вот, потерял его. Оно принадлежит вам с первой нашей встречи… Теперь вы все знаете.
Рейн опустила ресницы. Ей тяжело было видеть нескрываемое обожание в этих темных горящих глазах. Арман — такой идеалист, такой романтик! Каким превосходным обожателем и возлюбленным он будет для какой-нибудь женщины! Но не для нее. Она сидела, не в силах ответить на его порыв, потому что любила другого. Она еще помнила последний поцелуй Клиффорда, его пальцы, которые гладили ее волосы, его голос, который говорил ей, что для него никогда не будет существовать на свете никто другой, кроме его «сладкого сердечка».
Она услышала голос Армана, слегка дрогнувший:
— Я вас обидел? Наверное, глупо было признаваться вам в любви, когда у вас такое горе? Простите меня, дорогая. Да, я знаю, это безумие. — Он прижал ее руку к своим губам. Это был горячий поцелуй истинной страсти, но в ее нынешнем состоянии он взволновал и смутил ее скорее духовно, чем физически. Раз уж Клиффорд оскорбил и причинил ей боль своей неверностью, она сама хотела быть честной с Арманом.