— У тебя все в порядке? — постоянно спрашивал он с искренней тревогой, словно боялся, что в любой момент она может пойти на дно прямо у него на глазах.
— Все отлично! — нараспев кричала она в ответ и смеялась. Арман иногда бывал таким смешным; прямо как наседка, если так можно сказать, до того заботливый.
Но вдруг вся ее безмятежность испарилась. Ну почему, даже в такой блаженный час, ей непременно нужно думать о нем? Клиффорд частенько обещал ей, что медовый месяц они проведут здесь и будут купаться вместе в переливающихся на солнце волнах. Ах, о чем они только не говорили, каких только планов не строили — куда поедут и что будут делать, когда поженятся. Ну как так получилось, что он забыл ее?
Рейн резко перевернулась в воде и поплыла назад к берегу. Арман увидел это и немедленно устремился за ней. Стряхнув с лица соленые капли и пригладив волосы, он любящим взглядом следил за ее девичьей фигуркой в открытом белом купальнике, «Какая она стройная и изящная, — подумал он, — как филиппинская статуэтка». Рейн стянула купальную шапочку и начала яростно расчесывать темные волосы. Потом они лежали рядом на пляже, на теплом песке. Уже через несколько минут горячее летнее солнце высушило их тела. После этого Арман предложил перейти в тень под полосатый тент.
— А то ты обгоришь, — предупредил он ее.
— Ты прямо как моя мама, — проворчала она и хихикнула, потом протянула руку к корзинке с едой и прибавила: — А не пора ли нам перекусить?
После обеда Рейн прилегла, подложив под голову подушечку, маленькими кусочками откусывая от персика, который очистил для нее Арман. Приподнявшись на локте, он смотрел на нее сверху вниз и думал о том, как она сейчас похожа на ребенка, с золотыми песчинками, прилипшими к разгоряченному лицу. Ее губы как спелые вишни, думал он, так и просятся, чтобы их целовали. Она вся была так свежа и обольстительна, что он никак не мог успокоить бешено скачущее сердце.
— Брось мне журнал. Хочу посмотреть картинки. Какая жара — наверное, я пока больше не буду купаться, может, попозже, — проговорила Рейн.
Арман взял номер «Тэттлер» и бросил ей.
Девушка неторопливо перелистывала страницы, но вдруг резко села, склонившись вперед, и беспечная веселость на лице сменилась маской страдания. Он все понял — еще до того, как она показала фотографию Клиффорда.
Арман уставился на фото. Взор его туманил гнев. Да, вот он, собственной персоной, — златокудрый красавец с наглой ухмылкой. Он сидел за столиком в «Кафе де Пари» в Лондоне, рядом с ним — белокурая девушка. Под снимком была Подпись: «Мисс Лилиас Фицбурн и мистер Клиффорд Калвер смотрят кабаре Ноэля Коварда на вечеринке в честь двадцатилетия мисс Фицбурн».
— И что ты хочешь от меня услышать? — резко осведомился Арман.
Рейн только пожала плечами. Сначала фотография Клиффорда причинила ей безмерную боль, за которой последовала мучительная ревность, какой она раньше никогда не испытывала. Это было унизительно. Раньше она считала себя неревнивой и терпимой к мужским слабостям. Но эта ревность была рождена долгими неделями страданий, неизвестности и негодования. С внезапной злостью Рейн швырнула журнал на песок, потом отвернулась и уткнулась лицом в ладони.
Смотреть на такое проявление эмоций и знать, что все это из-за такого подонка, — было выше сил Армана. Он не выдержал и погладил ее по голове.
— О, Рейн, сердце мое… любимая… ну не надо снова так расстраиваться! — умолял он.
Девушка повернулась и, прижав руки к щекам, взглянула на него. Из глаз ее текли слезы. Этой пытки Арман уже не мог вынести.
— Ради всего святого, не надо так убиваться из-за этого человека, — хрипло попросил он.
В совершенном неистовстве она воскликнула:
— Ну почему, почему я так злюсь?! Я ведь на самом деле больше не люблю его! Правда, Арман, не люблю…
— Тем лучше!
— А ты тоже так страдаешь из-за меня? — спросила она с женской непосредственностью.
— Да, — ответил он, склонившись к ней и крепко схватив за запястье.
Рейн смотрела в темные горящие глаза, которые были совсем близко.
— Я всегда буду из-за тебя страдать, всегда, — проговорил он сквозь зубы. — Я люблю тебя больше жизни, и каждый вздох приносит мне страдание. Я страдаю, Рейн, очень страдаю. О, Рейн, если ты только могла бы меня полюбить…