«А может быть, — думала девушка, — я стану прежней и вернусь к Клиффу? Я ведь не могу сама себе доверять, кто знает, пока я в таком состоянии. Как только я уеду, мне станет легче. Может быть, к тому времени, когда вернусь, я уже соскучусь по Клиффу».
Он попытался вырвать у нее еще одно обещание, целуя на прощание у подъезда большого каменного дома. Это были короткие объятия, которые, казалось, никому из них не доставили радости.
— По крайней мере, дай мне честное слово, что не бросишь меня совсем, пока мы не встретимся еще раз.
Она помедлила, но, вздохнув, все же пообещала.
Однако, расставшись с ним и войдя к себе домой, Рейн испытала облегчение. Она услышала в гостиной голос своего дяди, который разговаривал с матерью. Дядя Майлз был единственным человеком на свете, которого она сейчас хотела видеть. Надо попросить его взять билеты на самолет до Салисбери как можно скорее и отправиться в долгое путешествие.
Глава 24
— Сомневаюсь, моя милая, чтобы ты когда-нибудь выглядела прелестнее, чем сейчас. Ты уже не меньше фунта набрала с тех пор, как уехала из Лондона, точно тебе говорю, — сказал Майлз Оливент.
Рейн со смехом запротестовала:
— Ну дядя, пожалуйста… если я так растолстела, мне придется немедленно садиться на диету, когда вернусь домой.
— Ничего подобного. Вы, молодежь, совсем с ума посходили с этим похудением, что за блажь, право. Дорогая, ты выглядишь просто бесподобно. И оставайся такой, пожалуйста. Сегодня я буду писать твоей матери, расскажу последние новости.
Рейн откинулась на спинку плетеного кресла, стоявшего на террасе прекрасной виллы неподалеку от Салисбери, где они c дядей гостили у генерала Орланджера. Он был однокашником Майлза Оливента по Итону. Его жена, миссис Орланджер, на двадцать лет моложе его, была очаровательной веселой женщиной и приняла Рейн как родную с самого первого дня, как они приехали, — а это было уже полтора месяца назад.
Девушка доедала грейпфрут, который принес ей улыбающийся черный слуга. Она на минуту поднесла руку к глазам, чтобы загородить их от солнца. В ярком утреннем свете далекие сказочно прекрасные горы казались совершенно синими. Сад полыхал разноцветьем. Малиновые «лесные огоньки», огромные экзотические циннии и множество разновидностей орхидей, которые выращивала у себя в саду Руфь Орланджер, казались фантастическими и нереальными, особенно на фоне блестящих вощеных листьев пальмы.
Рейн очень нравилась Родезия. Конечно, многое здесь напоминало ей о лете, проведенном в Канделле. Но в целом южная Франция и Британские острова — как и вся ее старая, знакомая жизнь — казались ей сейчас очень далекими.
С тех пор, как она приехала в Салисбери, ей не давали времени предаваться мрачным размышлениям. У генерала были интересы на золотом прииске в Кве-Кве, так что почти сразу они все вчетвером отправились поездом по тому же маршруту, по которому проезжали королева-мать и принцесса, когда незадолго до этого посещали Родезию.
Рейн познакомилась со множеством очень милых людей — с девушками ее возраста, а также с молодыми людьми, придирчиво отобранными дипломатичной миссис Орланджер, которая, конечно, знала от мистера Майлза, что его племянница приехала сюда развеяться после «неудачного романа». Однако Рейн никогда не обсуждала свои личные дела с гостеприимной хозяйкой, хотя та была само очарование. Она не выказывала и особого желания поскорее вернуться в Англию. Даже сам сэр Майлз не знал, что переживает сейчас Рейн, и ни о чем не спрашивал. Однако ему было известно, что она получает много писем из Лондона, а также из Канн, и сама часто отправляет послания. Впрочем, она казалась спокойной и даже счастливой и проявляла искренний интерес к долгим и утомительным поездкам.
На большом балу в Булавайо, который устроили богатые друзья генерала, Рейн имела ошеломительный успех, Она выглядела элегантной и изысканной и танцевала с разными кавалерами. Сэр Майлз даже задумывался порой, а не влюбилась ли она в одного из симпатичных молодых родезийцев, которые наперебой пытались завладеть ее вниманием и временем.
Но Рейн проявляла к ним полное равнодушие. Никто, кроме самой девушки, не ощущал той внутренней пустоты и жажды, которые накатили на нее с первого дня в Родезии, — это была тоска по одному из тех мужчин, что остались вдали от нее. Это было жадное стремление сердца — к Арману. К Канделле. И никогда — к Клиффорду. Теперь она хорошо понимала, что с Клиффом ей надо расстаться, что она уже не сможет любить его, как раньше, — страстно и самозабвенно. Она принадлежит Арману, его стране, его жизни, она должна быть там, в Сент-Кандель, со своей бабушкой.