Когда я бросаю взгляд на Свету, она по-прежнему смотрит на меня. Я точно помню, как её лицо выглядело в первый раз, когда она почувствовала мой язык на себе.
Потянувшись за своим кофе, я подношу его к губам и делаю огромный, обжигающий глоток.
А потом я вспоминаю, как мы добрались до спальни. Света дико целовала и облизывала каждый дюйм моего тела, посасывала и кусала. Я помню, как мы упали с кровати на пол, разбивая лампу. Я помню, как спустя много часов, рассматривала вид её голого торса надо мной. Я не думаю, что когда-либо настолько желала ощутить вес сильного тела на себе. Она была совершенной: осторожно скользнула в меня двумя пальцами, хотя мы обе и были пьяны, медленно раскачиваясь вперед-назад, до тех пор, пока я не стала неистовой и потной под ней. Я помню стон, который она издала, когда была близка к оргазму, и как перевернула меня на живот, прижимая к матрацу. Ощущение её зубов на моей обнаженной шее, оставляющих один из многих укусов.
Света смотрит на меня через стол, и крошечная улыбка мелькает на её лице.
– Что я делала?
Я открываю рот, чтобы что-нибудь сказать, но озорной взгляд говорит о том, что мы обе вспоминаем, как она приподняла меня у стены, снова вторгаясь в мое тело. Где мы были, что она прижала меня к стене? Я помню, каким грубым был секс, её, говорящую мне, как прекрасно я чувствовалась. Я помню звук бьющихся бокалов около бара, её пот, стекающийся по моей груди. Я помню её лицо, её руки, прижатые к зеркалу позади меня.
Но нет, это был другой раз.
Иисус, сколько раз мы занимались сексом?
Я чувствую, что мои брови приподнялись.
– Ого.
Она дует на свой напиток, и пар клубится над ним.
– Что?
– Да думаю ты…осталась довольна. Мы, должно быть, занимались сексом очень много раз.
– Где тебе больше понравилось? Гостиная или кровать, или пол, или около стены, зеркало, бар, или пол?
– Шшшш, – шепчу я, поднимая свою чашку, чтобы сделать ещё один более осторожный глоток кофе. Я улыбаюсь, смотря в кружку. – Ты странная.
– Я думаю, мне понадобятся новые пальцы, после нашего родео.
Я закашлялась от смеха, отчего кофе попадает мне в нос.
Но когда я подношу салфетку ко рту, улыбка Светы исчезает. Она смотрит на мою руку.
Чёрт, чёрт, чёрт. Я все ещё ношу кольцо. Я не вижу её рук под столом, и сумасшедший секс, который был у нас прошлой ночью вроде как не столь уж важен. Однако, мы так и не начали обсуждать реальные проблемы, например: как выпутаться из этой пьяной ночи и как всё исправить. Это гораздо важнее, чем даже наше неловкое прощание. Одна дикая ночь не является юридическим обязательством, если вы настолько глупы, чтобы жениться.
Так какого черта я не сняла кольцо, когда заметила его?
– Я н-не, – начинаю я, а она прищуривается глядя на меня. – Я не хотела снимать его, чтобы не потерять. На случай если это было по-настоящему или… принадлежало кому-то?
– Оно принадлежит тебе, – говорит она.
Я отвожу взгляд, глядя на стол, и замечаю два обручальных кольца между солью и перцем. Это женские кольца. И одно из них её? О, мой Бог.
Я начинаю снимать своё, но Света останавливает меня, показывая другую руку, где на её пальце всё ещё надето кольцо: – Не смущайся. Я тоже не хочу потерять его.
Это слишком странно. Я имею в виду, слишком странно для меня. Чувство такое, как будто тебя стремглав накрывает волна. Я паникую, осознавая, что мы женаты, и это не просто игра. Она живет во Франции, а я переезжаю через несколько недель. Мы ввязались в такую неразбериху. И, о, мой Бог. Я не хочу этого. Я вообще в своём уме? И чего нам это будет стоить выбраться из передряги? Я поднимаюсь со стула, нуждаясь в свежем воздухе и друзьях.
– Что все собираются теперь делать? – спрашиваю я. Остальные? - Как будто мне нужно объяснять, кто именно.
Она трет лицо и смотрит через плечо, как будто её подруги всё ещё могут быть там. Обращаясь ко мне, говорит: – Они встречаются в вестибюле в час, по-моему. И тогда, я думаю, вы, девушки, отправитесь домой.
Домой. Из груди вырывается стон. Три недели прожить в доме с моей семьей, где даже восхитительная болтовня моих братьев, играющих в Xbox, не сможет заглушить зануду-отца. Тяжело вздыхаю: отец. Что, если он узнает об этом? Станет ли помогать, оплачивая квартиру в Бостоне?
Мне не нравится быть зависимой от него. Я ненавижу делать что-либо, что вызывает его легкомысленную ухмылку, которой он награждает меня, когда говорит, что я облажалась. И я ненавижу страх, предвещающий, что меня вырвет прямо сейчас. Паника начинает нарастать в животе, и мне становится жарко. На кончиках пальцев чувствуется холодный и липкий пот на лбу. Я должна найти Тасю и Полину. Я должна уйти.
– Мне следует попробовать найти девочек и начать собираться, прежде чем мы…,– я неуверенно машу в направлении лифтов и стенда, чувствуя подступающую тошноту, чтобы придумать другую причину.
– Катя, – говорит она, протягивая ко мне руку. Света вытаскивает толстый конверт из кармана и смотрит на меня. – У меня есть кое-что, что нужно отдать тебе.
Это и есть моё пропавшее письмо.
========== Часть 4 ==========
После аварии я почти не плакала в больнице, по-прежнему убеждённая в том, что это просто кошмар. Эта была другая девушка, не я, пересекала улицы Университета и Линкольна на велосипеде, за неделю до окончания средней школы. Это другую девушку сбил грузовик, который не остановился на красный свет. Это у другой Кати был поврежден таз и сломана нога, и кость торчала из бедра.
Я ничего не чувствовала и находилась в состоянии шока первые несколько дней; боль притупилась из-за обезболивающего лекарства в капельнице. Но даже через край помутнения я была уверена, что всё происходящее какая-то ошибка. Я была балериной. Я только что была принята в балетную школу Джэффри. Даже когда в комнате слышались рыдания моей матери, пока врач описывал степень моих повреждений, я не плакала - потому что это было не про меня. Он был не прав, это был не мой диагноз, он говорил о ком-то другом. Мой перелом был совсем не так серьёзен. Может я, просто потянула коленный сустав. В любую минуту, кто-то поумнее придет, и всё объяснит. У них просто не было выбора.
Однако, врачи этого так и не сделали, а выписавшись утром, я столкнулась с реальной жизнью, в которой больше не было танцев… миром, где не было такого количества морфия, чтобы оградить меня от правды. Моя левая нога была повреждена, а вместе с ней и моё будущее, над которым я так усердно работала. Заикание, с которым я боролась всё детство, вернулось, и мой отец, немало времени уделивший выяснению как прибыльна будет моя карьера, вместо посещения моих выступлений - был дома, делая вид, что для него это вовсе не праздник.
Шесть месяцев я почти не говорила. Я сделала то, что должна была: продолжила существовать. Приходила в себя вне дома, пока Тася и Полина присматривали за мной, не обращая внимание на мою фальшивую улыбку, и наложенные швы.
Света ведет меня в тот же угол, куда я затащила её вчера вечером. Здесь определённо темнее этим утром и не так уединённо, но глаза замечают обыкновенный конверт, который она вкладывает мне в руки. Она понятия не имеет, что это означает. Ведь прошлый раз я написала себе письмо в тот день, когда решила снова заговорить. Было правильно оплакивать потерянные возможности, но настало время двигаться дальше. Я села, написав то, что боялась сказать вслух, и начала новую жизнь. Вместо переезда в Чикаго, куда я всегда хотела уехать, я зарегистрировалась в Университете Сан-Диего и, наконец-то, сделала что-то достойное, как считал мой отец: получила высшее образование, с отличием, и поступила в наипрестижнейшую бизнес-школу страны. В конце концов, я сама выбрала эту программу. Я всегда задавалась вопросом, пыталась ли я подсознательно убежать так далеко, как только могла, от отца и от несчастного случая.