В любом случае, я надеюсь, что ты все делаешь правильно и, по крайней мере, тебе есть над чем посмеяться, даже если только над собой. Никто здесь не чувствует себя лучше, чем ты себя там.
Интересно, утешительные ли это новости?
Теодор.
— Не возражаешь, если я присяду?
Сняв обувь, Тео стоял рядом со мной, его ноги так же, как и мои, погрузились в песок.
— Даже не знаю, мой парень может приревновать, — я ухмыльнулась, когда он сел.
— Серьезно, парень? Кажется, у тебя с ним все серьезно.
Закатив глаза, я кивнула.
— Да. Я пытаюсь уйти от него, потому что он немного слишком идеальный для меня. Я все думаю, а что, если я порчу ему жизнь так же сильно, как и свою? Еще я боюсь того, что произойдет, если он, наконец-то, осознает это и уйдет. Поэтому делаю то, что у меня получается лучше всего — убегаю. Но он отличный бегун, поэтому всегда догоняет меня.
— Он, очевидно, тоже серьезно настроен на твой счет. Как выглядит этот парень? Красивый? Высокий? Чересчур умный…
— Сейчас ты просто напрашиваешься на комплименты! — я рассмеялась.
— Ты не можешь винить парня за попытку, — улыбнулся Тео.
Положив голову ему на плечо, я закрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Ты единственный в своем роде, Теодор Дарси.
— Ты уже второй раз говоришь мне это.
Так он услышал мои слова в первый раз.
— И оба раза я говорила искренне.
Я укрыл ее одеялом, выключил прикроватную лампу и вышел из спальни. Как раз в этот момент открылась входная дверь моего пентхауса и, держа шлем в руках, вошел Арти.
— Когда я давал тебе код доступа, то не имел в виду, что ты можешь заявляться, когда тебе заблагорассудится, — сказал я ему, закатывая рукава.
— Что, черт возьми, с тобой не так? — он огрызнулся на меня. — Какого черта ты говоришь такое маме?
— Не кричи. Фелисити спит…
— Кого, черт побери, волнует Фелисити…
— Меня, и если ты не можешь смириться с этим, тогда тебе лучше уйти, — ответил я. — Что с тобой? Почему твои глаза… Арти, только не говори, что ты опять подсел на это дерьмо.
— Переживаешь за меня? — он рассмеялся, качая головой. Арти был бледным, потным и весь дрожал. — Не смей беспокоиться обо мне! Побеспокойся о себе! Ведь это ты встречаешься с сумасшедшей цыпочкой, нуждающейся в принудительной госпитализации. Я говорю о маме, о женщине, которая воспитывала тебе больше двадцати лет! Ты же ее «золотой мальчик», да? Тогда почему вчера ты довел ее до слез, разбив сердце ей и папе ради нового увлечения?
— Арти, я не собираюсь обсуждать это с тобой. Не тогда, когда ты в таком состоянии. Когда тебе необходима помощь…
— Я в порядке. Просто хочу понять, как так получилось, что встретив девушку, пришедшую на вечеринку в поисках «папочки», которая, вдобавок ко всему, оказалась еще и сумасшедшей, ты решил, что она самое важное в твоей жизни? Ты отвернулся от своей семьи. Всему виной эта девушка, да? Мама переживает…
— Лорелей переживает лишь за свой образ! Образ семьи Дарси. Точно так же она беспокоилась, когда я впервые появился в вашей семье. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я пошел и попросил прощения за то, что сказал ей правду? Мне все равно…
— Тебе следует поступить именно так! Кто, черт возьми, ты сейчас? Кажется, я понял. Всю свою жизнь ты был задумчивым, молчаливым, перенесшим горе Теодором. Ты злишься на маму за то, что она смотрит на людей свысока, хотя сам, черт побери, ведешь себя так же по отношению к ней и всем ее друзьям из-за их богатства.
— Это не одно и то же, — огрызнулся я, сократив расстояние между нами. — Меня напрягают не деньги, а то, какое презрение она, ты и все остальные испытываете к людям, отличающимся от вас социальным статусом. И если еще раз назовешь Фелисити сумасшедшей или безумной, я выбью тебе зубы.
— Да пошел ты, Тео. Если не желаешь быть частью этой семьи, прекрасно. Просто помни, что жалость — это не любовь.
— Забавно, кого последнего ты любил, Вайолет, не так ли? — сказал я, и его глаза округлились. — Думаешь, я не знал?
Он стиснул челюсть и прищурился.
— Не знаю, что ты себе напридумывал, но ты ошибаешься. Хотя ты не был увлечен Вайолет так же, как Фелисити. Она просто не была достаточно сломлена для тебя, да? Разве ты не используешь Фелисити в качестве искупления вины за то, что не находился рядом со своей матерью, когда она умерла?