Уголки губ Ника поднимаются вверх:
— Ты не делал этого.
— Не делал чего? — спрашивает Тина.
— Я сделал, — отвечаю бойко.
Тина повторяет громче:
— Сделал что?
Ник накрывает свое лицо руками, когда его тело начинает трястись в беззвучном смехе.
— Ты, подлый сукин сын.
Голос Тины граничит с истерикой:
— Я схожу с ума! Кто-нибудь скажите мне, что, черт возьми, происходит!
Ухмыляюсь ей. Ник трясет головой и выдает хорошие новости:
— Похоже на то, что у нас новый сосед.
Тина ахает, ее тело трясется в приступе восторга.
— Заткнись! — Она прыгает вверх вниз на месте и затем визжит: — О, господи, спасибо!
Не в состоянии стереть улыбку со своего лица она хихикает и спрашивает:
— Где этот дом? Мы можем увидеть его?
— Конечно. Пойдем.
Тина почти бежит по коридору, ее животик подпрыгивает в течение всего пути.
— Ну же, ребята!
Ник и я подходим близко. Он хихикает:
— Она даже не представляет. Она сойдет с ума.
Я подмигиваю:
— О, я знаю.
Как только мы покидаем дом, Тина встает перед машиной, ожидая Ника, чтобы он открыл ее. Когда он к ней подходит, оборачивает руку вокруг ее талии.
— Нет смысла тратить бензин.
Тина позволяет ему увести себя прочь, но ее глаза прищуриваются на меня в подозрении. Я передвигаюсь к свободной стороне рядом и шагаю с ними. Мы идем по дороге, а затем, когда он достигает тротуара, Тина щурится от солнечного света, поворачиваясь направо, а потом налево.
— В какую сторону?
Я передвигаюсь, чтобы встать сзади нее, нежно обхватываю ее бедра своими руками и ставлю ее тело лицом к улице. Могу чувствовать смятение, исходящее от нее, но она не говорит ни слова. Я четко вижу момент, когда ее настигает понимание. Она задыхается и накрывает свой рот обеими руками. Ее тело поворачивается ко мне лицом очень-очень медленно.
Широко распахнутые глаза встречают мои. Она шепчет:
— Ты переезжаешь в дом дальше по улице?
Я улыбаюсь так сильно, что видно мою ямочку на щеке. Тина пищит, а потом бросается в мои объятия, смеясь:
— Ты подлый, подлый человек, Макс Леоков. И я до смерти люблю тебя, — она кричит через своей смех. — Я люблю тебя!
Тина отказывается ослаблять свою сильную хватку на мне, и со мной все хорошо. Я держу ее, в то время как мой взгляд скользит к моему дому через улицу. Рука Ника, сжимающая мое плечо, возвращает меня в реальность. Я смотрю на него с вопросом в глазах. Его лицо лучится гордостью, и, несмотря на то, что я в этом не нуждаюсь, это чувствуется хорошо, особенно, если это исходит от Ника.
Мое горло сжимается. Я прочищаю его и объявляю:
— Мы скажем Сиси сегодня вечером.
Тина отодвигается от меня, и, как мне кажется, она выглядит нервной. Берет мою руку в свою и бормочет:
— Да. Мы скажем ей как семья. — Она широко улыбается, но улыбка не касается ее глаз. — Я уверена, что все будет просто замечательно.
Киваю. Да. Я уверен в этом.
* * *
Заплаканное лицо Сиси разбивает мое сердце.
— Почему? Я сделала что-то не так?
Это не то, что я представлял. В моей голове все было по-другому. В моей тупой, тупой башке. Я шагаю к ней, чтобы обнять, но она отъезжает от меня. Тина и Ник мгновенно пытаются объяснить:
— Нет, Ангел! Совершенно точно нет. Мы любим тебя!
— Уфф, Сверчок. Ты знаешь, что это не так.
Ее дыхание сбивается от плача. Она шепчет скорбно:
— Я не хочу уходить. Я люблю это место.
Пытаюсь быть голосом разума:
— Малышка, мы не можем жить здесь вечно.
Она смотрит на меня и всхлипывает:
— Я не хочу быть одна.
Улыбаюсь ей, несмотря на то, что мое сердце фактически вырвано из груди.
— Мы не собираемся уезжать далеко. Будем жить через улицу. Ты можешь приходить сюда в любое время.
Я не подготовлен к ее гневу.
— Тогда ты и иди туда! — Она поворачивает колеса прочь от меня. Как только Сиси ударяется о стену, выкрикивает. — Иди, если ты хочешь! Мне все равно! — Ее сильный удар заставляет меня с хрипом выпустить воздух. — Ты мне все равно не нужен.
Ник движется ко мне со взглядом, полным сочувствия. Я поднимаю руки в предупреждении. Не хочу, чтобы кто-то был сейчас рядом. Смотрю на пол и сбегаю во двор. Прохожу половину пути по ступенькам и сажусь, закрывая свои глаза, впитывая в себя вечерний ветерок. Меня покидает вздох.
«Заведи ребенка», — говорили они. «Будет весело», — говорили они.
Невеселый смешок грохочет глубоко в моем горле. Остаюсь на ступеньках в течение долгого времени, может быть даже в течение часов, и я все еще не знаю, что, черт возьми, могу сделать или сказать, чтобы успокоить мою малышку.
Иногда жизнь бывает чертовски тяжелой.