Выражение ярости на его лице говорит мне, что Макс не понимает меня. Я немедленно продолжаю, пытаясь объяснить, но мой голос звучит слабо, даже для меня:
— Ты прав. Я не ее мать. — Делаю шаг назад, когда мои глаза начинают гореть. — Если бы я была ее мамой, — прерывисто выдыхаю я, — ничто не смогло бы удержать меня от нее.
Лицо Макса из сердитого превращается в пустое. Я делаю еще один шаг назад.
— Если бы она была моей, — мой голос тише, чем раньше, — я бы прожила всю свою жизнь, защищая ее. — Еще один шаг назад. — Я бы сделала все, чтобы увидеть ее милую, счастливую улыбку. — Еще один шаг. Слезы застилают мне глаза, голос срывается: — Я бы лучше умерла, чем обидела ее.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но останавливаюсь на полушаге.
— Если бы она была моей, я бы всю жизнь давала ей понять, как она важна. Я бы заботилась о ней, — делаю паузу, — но ты прав. Она не моя. Я не ее мать, — мои ноги медленно уносят меня прочь, — но иногда мне хочется быть ею.
Он не останавливает меня, когда я ухожу. Не преследует меня и не извиняется. Выйдя на улицу, я засовываю руки в карманы и просто иду. Мое сердце трепещет от осознания того, что все изменилось.
И перемены не в лучшую сторону.
Макс
Я смотрю, как Елена уходит, и хотя мне хочется остановить ее и спросить, что она имела в виду, говоря то, что сказала, но не могу. Не могу, потому что моя дочь находится внутри, и ей больно. Очень больно.
Мэдди.
Она встретилась с Мэдди.
Боже. Твою ж мать! Стиснув зубы, вхожу в дом и ищу Сиси. Нахожу ее в своей комнате, она смотрит в окно. У меня болит в груди. Сиси выглядит такой маленькой. Такой потерянной. Я не знаю, как это исправить. Если бы Елена просто сказала мне, что Сиси хочет встретиться со своей мамой, я бы объяснил, почему этого не может случиться. Но нет, она действовала за моей спиной и организовала встречу с бессердечной женщиной, которая родила мне дочь, и посмотрите, что из этого вышло. Весь прогресс, достигнутый Сиси за последний месяц, исчез.
Постучав по дверной коробке, вхожу и присаживаюсь на край ее кровати. Сиси не реагирует на меня. Упершись локтями в колени, я мягко произношу:
— Итак, ты встретилась со своей мамой. — Сиси не двигается. — Держу пари, теперь ты понимаешь, почему я не люблю говорить о ней, а?
Ее нижняя губа дрожит, она прерывисто вздыхает. Сиси не отвечает, но кивает, глядя в окно.
— Почему ты просто не спросила меня, если хотел с ней познакомиться?
Сиси поворачивается ко мне; от ее заплаканного лица у меня внутри все горит.
— Ты бы позволил мне встретиться с ней?
Я отрицательно качаю головой.
— Нет, конечно.
— Вот поэтому, — тихо объясняет она.
Я вздыхаю:
— Она сказала тебе, что у нее есть семья? — Cиси кивает. — И предполагаю, она не была так рада видеть тебя, как ты ее. — Сиси тихо качает головой. Я сжимаю руки в кулаки, чтобы не сорваться. — Она тебе не нужна, детка. У тебя есть я, и я люблю тебя так, что хватит на сотню человек.
Подбородок дрожит, из глаз текут слезы, и она согласно кивает.
— Я знаю, пап. Я тоже тебя люблю.
Мое сердце бешено колотится. Я близок к критической точке, но сохраняю достаточно спокойствия, чтобы спросить:
— Как Елена нашла ее? Она кого-то наняла? Мне понадобился почти год, чтобы выследить ее.
Сиси смотрит на меня в замешательстве.
— Ее нашла я, а не Елена.
Мое тело напрягается.
— Что? — спрашиваю я, оцепенев.
Сиси подкатывается к своему шкафу, открывает дверь и достает…
Мое сердце бьется еще быстрее, тело гудит. Вы, должно быть, шутите. Когда она достает коробку, которую я прятал всю ее жизнь, я шепотом спрашиваю:
— Где ты это нашла?
Вместо того чтобы ответить на вопрос, она бормочет:
— Ее адрес был здесь. И фотографии тоже. Несколько недель назад я послала ей письмо с просьбой встретиться со мной сегодня утром. Она прислала в ответ, что согласна. — Ее глаза находят мои. — Елена не знала. Она думала, что я встречаюсь со своими новыми друзьями. — Сиси открывает рот, чтобы заговорить, но тут же закрывает его. Наконец, она тихо произносит: — Я никому не говорила.
Ужас наполняет меня, когда я осознаю, что Елена не виновата. Она ничего не знала.
«Я не сделала ничего плохого».
«Все это большая ошибка».
«Ты не понимаешь, Макс. Все было совсем не так, как ты думаешь».
Мое сердце совсем перестает биться. Что же я наделал? Закрываю глаза, пытаясь сглотнуть, но во рту внезапно становится сухо, как в пустыне Сахара.
Господи, мать твою, что же я наделал?
«Ты прав. Она не моя. Я ей не мать. Но иногда я жалею, что это не так».
Я чувствую, как кровь отливает от моего лица. У меня потеют ладони.