Я открываю дверь шире и отступаю в сторону, когда он входит, выглядя неловко и неуместно. Закрываю за нами дверь и иду на кухню. То, что он накричал на меня, обвиняя в том, что случилось сегодня утром, не значит, что я не могу быть вежливой.
— Хочешь что-нибудь выпить? — Он качает головой. Я открываю холодильник. Макс всегда голоден. — Что-нибудь поесть?
Он вздыхает, наморщив лоб.
— Нет. Спасибо.
Возможно, я просто оттягиваю неизбежное, но это своего рода защитный механизм.
— Ты уверен? — спрашиваю, закрывая холодильник, и он теряет терпение.
— Господи, перестань. Пожалуйста. Я просто хочу поговорить с тобой!
И вот и оно. Официальное расставание. Избегая его взгляда, подхожу к дивану и сажусь. Играю пальцами, все еще не желая смотреть в эти великолепные золотистые глаза. Чувствую, как подушка рядом со мной опускается, и его нога прижимается к моей.
— Елена, посмотри на меня.
Я так и делаю. Только потому, что если этого не сделаю, то не поверю, что это действительно произошло, а я не хочу жить в отрицании. Макс протягивает руку и берет меня за ладошку. Я борюсь с закатыванием глаз.
О, отлично, он держит меня за руку. Это всегда плохой знак. Просто сделай это уже. Избавь меня от страданий.
— Сиси рассказала мне, что случилось. Я знаю, что ты не имеешь никакого отношения к появлению Мэдди. — Реабилитирована. Ну, по крайней мере, хоть что-то. Он добавляет: — В пылу разговора я сказал тебе ужасные вещи. Вещи, которых не имел в виду, и должен извиниться за них.
Если я посмотрю ему в глаза, пока он извиняется, то расплачусь. Я опускаю подбородок. Макс пальцами сжимает мой подбородок, приподнимая его, пока мы не смотрим друг другу в глаза. Он долго изучает мое лицо, прежде чем искренне произнести:
— Прости меня, Кексик. — Его голос становится хриплым. — Мне очень жаль.
Мои глаза наполняются слезами, но не позволяю им пролиться.
— Все нормально, — шепчу я.
Его глаза сверкают.
— Это не нормально. Если бы кто-нибудь еще заговорил с тобой так, как я, я бы, бл*дь, убил их.
Мои глаза сами собой закрываются.
— Все нормально, — повторяю. — Я прощаю тебя. Знаю, что ты попал в стрессовую ситуацию. Мало того, что твоя дочь пострадала, так ты еще и решил, что я предала тебя после того, как ты сказал мне, что мама Сиси — больная тема, — подчеркиваю свою убежденность, повышая голос. — Я понимаю. Правда. — Открываю глаза и делаю прерывистый вдох. — Но я бы никогда этого не сделала. Не предала тебя.
Его лицо становится страдальческим.
— Я знаю, что ты бы этого не сделала, детка.
Что ж. Вот и все. Встаю и иду в свою комнату. Достав то, что я приготовила, вернувшись домой, выношу и протягиваю ему сумку. Он смотрит на нее в замешательстве, прежде чем встать, возвышаясь надо мной, сверкая глазами. Макс забирает у меня сумку и отбрасывает ее в сторону. Она с глухим стуком падает на пол. Широко раскрыв глаза, он нежно кладет руки на мою шею, заглядывает в лицо и заявляет:
— Я не позволю тебе порвать со мной. Так что можешь пойти и положить это обратно в свой шкаф.
Где-то у меня в голове визжит пластинка. Что? Чтобы я порвала с ним?
Прежде чем я успеваю вставить хоть слово, он продолжает, умоляюще глядя на меня:
— Детка, пожалуйста, прости меня. Клянусь, не имел в виду то, что сказал. Я говорил все это, потому что мне было больно. Ты никогда не была ошибкой. Ты лучшее, что есть в моей жизни со времен появления Сиси. И я знаю, что ты не ее мама, но, — он говорит так тихо, что я задаюсь вопросом, не послышалось ли мне это, — но сейчас для нее ты гораздо важнее. Она любит тебя. — Он колеблется, прежде чем признать тихим голосом: — И я люблю тебя.
«Любовь — это не гордыня».
У меня внутри все трепещет. Положив свои руки поверх его, я прижимаюсь лбом к его подбородку и шепчу:
— Повтори.
Он целует меня в лоб и бормочет:
— Мне так жаль, детка.
Я смотрю на него со слезами на глазах.
— Не это. Ту часть, где ты сказал, что любишь меня.
Макс слегка улыбается.
— Я люблю тебя.
— Правда?
Его ямочка врезается в щеку, когда он наклоняется, чтобы запечатлеть влажный поцелуй на моих губах.
— Я боролся с этим. Не хотел этого. Но я будь проклят, если ты попытаешься отнять это у меня. У нас есть что-то хорошее, но мы можем получить что-то невероятное. — Его губы в миллиметрах от моих. — Я люблю тебя, Елена. Очень люблю.
Внезапно его тело замирает, и он отстраняется, выглядя неуверенным в себе.
— Ты все еще любишь меня, Кексик?
Закатываю глаза и сильно бью его по руке. Он морщится, и я усмехаюсь:
— Да, я все еще люблю тебя. Идиот.