Я замираю. Действительно не думала о Максе как об отце в моей вендетте против него. А Сиси действительно удивительная девушка. Часть меня хочет верить, что он хороший парень. Ведь раньше так и думала, но была явно ослеплена своей влюбленностью в него. Теперь эти чувства исчезли.
И ты озлобилась.
Нет, это не так.
Да, озлобилась.
Внезапно я чувствую себя полной задницей.
— Я не говорю, что он плохой отец…
— Просто не очень хороший парень, — быстро отвечает Нат.
Ну, когда ты так говоришь, конечно, это звучит глупо.
Она берет тарелки и салфетки и встает прямо передо мной.
— Послушай, я не знаю, что с тобой происходит, но Макс — один из моих лучших друзей. Если у тебя с ним проблемы, которые даже не являются проблемами вообще, у тебя проблемы со мной. — Мои щеки пылают от ее нотации. — Я знаю, что он немного кокетничает, но он отличный парень. Щедрый, веселый, добрый и заботливый. Он один из хороших парней. — Она смотрит мне прямо в глаза. — Черт, да Макс бы снял с себя последнюю рубашку для того, кто в ней нуждается!
Я закатываю глаза от явного преувеличения, и она собирается уходить. Выйдя из кухни, снова поворачивается ко мне. Сердце сжимается, когда замечаю разочарование в ее глазах. Понизив голос, она произносит:
— Я видела, как он это делает.
Мое горло сжимается от стыда. Иногда бывает трудно проглотить собственную чушь. Сердце замирает, и мне вдруг отчаянно хочется вернуться домой. Прежде чем я успеваю хорошенько подумать о том, что сказала Нат, возвращаюсь в гостиную, заламывая руки.
— Ребят, мне очень жаль, но я вдруг почувствовала себя не очень хорошо.
К моему абсолютному ужасу, первым ко мне подходит Макс. Он стоит в футе от меня, изучая мое лицо.
— Ты побледнела, — бормочет он и, как будто у него нет другого выбора, кладет руку мне на плечо и говорит: — Пойдем. Я провожу тебя домой.
Тот стыд, который я испытывала раньше? Он поглощает меня с головой.
Боже. Какая же я стерва.
В данный момент это уже чересчур. Я делаю шаг назад и смотрю в пол.
— Нет, останься. Это по соседству. Со мной все будет в порядке.
Нат подходит ко мне сбоку и лжет ради меня.
— О, дорогая, ты говорила, что чувствовала себя неважно, но я не думала, что все так плохо. — Она обнимает меня и шепчет: — Все в порядке. Иди домой и отдохни.
— Прости, что я сегодня такая бестолочь. Наверное, просто ошеломлена, — бормочу я в ответ.
Она кивает мне в плечо.
— Все нормально. Я знаю, каково это.
Мы расходимся, и она улыбается мне. Настоящей улыбкой, которая успокаивает мою душу. Я не понимала, как сильно нуждалась в ней, пока не увидела ее.
Направляясь к двери, оборачиваюсь и бормочу жалкое подобие прощания.
— Увидимся, ребята. Простите.
Тина кричит:
— Возьми с собой кексы!
О, боже мой! Это именно то, что мне нужно. Я улыбаюсь ей, прежде чем подойти к ярко-фиолетовой коробке с кексами. Обычно Тина сама их готовила, но поскольку она была на работе, они купили их в пекарне рядом с работой. Нат говорит, что они почти такие же вкусные, как у Тины.
Не думаю, что что-то может быть лучше, чем выпечка Тины. Открываю коробку и подавляю вздох. Какая красота! В коробке три различных вида. И улыбаюсь про себя. Все кексы, о которых я просила. И какой же из них взять? Это очень трудное решение. Карамельные очень вкусные, но и с ванильным кремом тоже. С шоколадной помадкой — просто объедение. Мне нужно взять только один? Я не знаю, какой кекс-этикет в Нью-Йорке! У нас дома — кто успел тот и съел, и повезет, если вам вообще достанется хоть один из них, потому что, давайте будем честными... кто вообще ест только один кекс? Такого не бывает.
Я тянусь за карамельным, но тут же отстраняюсь.
Ладно. Ванильный крем. Да, беру с ванилью.
Тянусь к нему, но снова отстраняюсь. Боже, я здесь разрываюсь. Интересно бывает ли невротическое расстройство из-за кексов? Шоколадная помадка всегда восхитительна. Хочу взять один из них и снова колеблюсь.
Решительно подхватив всю коробку, смотрю на банду.
— Я возьму все.
Прежде чем кто-то успеет что-то сказать, выскакиваю за дверь со своей добычей. Закрыв ее за собой, лезу в коробку, беру карамельный кекс, снимаю обертку и запихиваю все в рот. Сладкая соленость обволакивает вкусовые рецепторы у меня во рту, я чувствую густую глазурь на губах и впадаю в то, что называю сахарной лихорадкой.
Я живу ради этого.
Разговаривая сама с собой, прислоняюсь к стене и бормочу:
— О, Боже милостивый. Да.
Сглатываю, вздыхаю и возвращаюсь в квартиру, чувствуя себя немного лучше.