Правда в том, что депрессия выглядит черно-белой, но на самом деле — это чертова куча серого. Так просто думать: «Почему она не может просто сделать это...» или «Она должна просто сделать это...», но все не так просто. Я проводил все свое свободное время в поисках причин депрессии, потому что думал, если найду их, то смогу все исправить. Получается, что у каждого свой триггер.
Депрессия не делает человека слабым. Люди с депрессией живут своими жизнями. Кто-то живет в боли, и не в такой, какую мы можем видеть, но с болью в сердце и разуме. Они живут, чувствуя, будто мир вокруг них рушится. Если вы спросите меня, о людях, сражающиеся с депрессией, то я скажу вам, что они одни из самых сильных в людeй этом мире.
Жизнь с мамой, казалось, сработала. Моя мама — сильная женщина.
Несмотря на то, что жизнь вместе была полна разочарований, мама окружила Мэдди любовью и привязанностью, постоянно повторяя, что мы пройдем через это как семья. И, вы бы не поверили, Мэдди снова стала улыбаться. Затем она стала заботиться о Сиси, кормить ее, менять подгузники, купать. Она делала это. Сражалась.
Мэдди исцелялась.
Мама и я — вдвоем были уверены, что Мэдди поборет депрессию. Она была таким же человеком, как и много месяцев назад, и я снова увидел женщину, в которую влюбился. Жизнь налаживалась.
Но это продлилось всего мгновение.
Я помню телефонный звонок. Помню, как слушал, что говорила моя мама, но почти ничего не слышал. Помню, как сердце умирало медленной, мучительной смертью. Помню больницы. Помню многодневную щетину. Помню, как смотрел на свою девочку и думал о том, какого размера гроб мне нужно достать для нее. Помню, как выбрал розовый, потому что она была моей маленькой принцессой, а принцессы всегда носят розовое. Я помню, как Мэдди просто... исчезла.
Но вот то, что я не помню...
Чтобы я ненавидел кого-то так сильно, как ненавидел Мэдди. И я все еще ненавижу ее.
Насколько всем было известно, что это был несчастный случай. Мэдди готовила обед для Сиси, которой было чуть больше года, и посадила ее на столешницу, когда брала продукты, которые ей нужны были из холодильника. Насколько все знали, Сиси упала со столешницы и ударилась о табурет, повредив позвоночник. Да, это то, что произошло. Но что другие не знают, так это то, что Сиси была капризной в то утро. Мэдди посадила ее на столешницу, раздраженная из-за попыток успокоить хныканье Сиси, и отвернулась. Что другие не знают, так это то, что когда Сиси начала плакать, Мэдди разозлилась. Она настолько разозлилась, что повернулась от холодильника, закипая, и закричала на мою малышку. Сильно кричала.
Сиси испугалась. Ее маленькое тело одеревенело, а затем она упала.
Насколько все знают, этого никогда не происходило. Мэдди отправила мне письмо после своего исчезновения, письмо, которое у меня есть до сих пор. Я получил его через четыре дня, как она уехала. Оказалось, что она ушла и сдалась полиции. Она была под надзором полиции с целью предотвращения самоубийства. Часть меня была зла настолько, что я желал, чтобы она убила себя.
Многое случилось в то время. У Сиси были операции за операциями. Она была либо под наркозом, либо кричала от боли. Дочка тогда много плакала, и я плакал вместе с ней. Я не понимал, что сделал, чтобы заслужить это. Но ответ был прост.
Дерьмо случается.
Ты находишь способ справиться и живешь с этим. Можешь быть жесткой ветвью, которая ломается, или деревом, которое гнется с ветром. Выбор за тобой.
Сиси уже потеряла свою маму. Она не потеряет меня. Ни в прошлом, ни сейчас. Мы провели так много времени в больнице, что были первыми в базе у всех докторов и медсестер в детском отделении. Моя мама кормила работников. Мы обменивались подарками на Рождество. Они быстро стали новыми членами в нашей уже большой семье. Они были крутыми. Не знаю, что я бы делал без них. Несмотря на то, каким отчаявшимся или раздраженным я ни был, они всегда брали заботу о нас на себя. И делали это с улыбкой. Доктора, медсестры, работники больницы. Они были чудесными.
Спина Сиси разорвана. Здесь ничего не поможет. Мы просто должны научиться мириться с этим.
— Ты убрала комнату?
Сиси смотрит на меня с прищуренными глазами, и немного трясет головой:
— Эм, да. Да, я убрала.
Я поднимаю свои руки.