— Ну, тогда я озадачен.
Они катит свое кресло к столу, достаточно близко к Тине, чтобы ее заобнимали и зацеловали. Она раздраженно пыхтит:
— Просто не знаю, где оставила его.
И я улыбаюсь. Боже, она восхитительная.
Ник опускает газету и театрально шлепает Сиси по макушке.
— Я не думаю, что мой Сверчок пожелала мне доброго утра, Тина.
Тина обнимает ее еще сильнее и смотрит на своего мужа с любовью в глазах:
— Я думаю, ты прав, но не уверена, что принцесса в настроении для твоих игр, сладкий.
Сиси уже почти тринадцать лет. Уже не ребенок, но еще не подросток. Что-то среднее. Каждый день замечаю, как она меняется. Каждый день. Я подавлен. Хотел бы, чтобы был способ остановить ее взросление, но в то же время не могу дождаться, чтобы увидеть, как она превращается в замечательную женщину, которой, знаю, она будет.
Но Тина права, Сиси была немного раздраженной в последнее время. Думаю, что это должно быть связано с взрослением. Черт, я страшусь гормональных перемен, которые будут.
К моему везению, у меня есть мои сестры, мама, Тина, Нат, Лола и Мими, чтобы помочь с теми разговорами. Я имею в виду, да ладно! Разговаривать с моей маленькой девочкой о ее месячных, и, учитывая то, что я не имею ни малейшего понятия об этом, это просто ужасно.
Лицо Сиси смягчается. С маленьким вздохом, она катится к Нику, и, улыбаясь, он тянется к ней, чтобы заключить малышку в крепкие объятия. Ее глаза закрываются, и она кладет свою голову ему на плечо. Он что-то шепчет ей, но я не могу разобрать, что именно. Могу только слышать ее приглушенный ответ:
— Я знаю. Люблю тебя, дядя Ник.
Он целует ее лоб, встает, затем складывает ладони вместе, как будто замышляет что-то.
— Так, школьный рюкзак. Ты осмотришь кухню, а я проверю в остальных местах.
Сиси передвигается по кухне, а Ник осматривает оставшиеся места в доме. Спустя мгновение, понимаю, что стою посередине кухни, наблюдая за ними.
Я не знаю, что бы делал без Ника, когда Сиси выписали из больницы. Мы переехали в его дом, и он проводил с ней столько же времени, сколько проводил я, заботясь о малышке, и работал целыми днями, когда я брал выходные. Но Ник работал также усердно, как я, наверное, даже усерднее, чтобы быть уверенным, что не только о Сиси заботятся, но и мне удавалось получить достаточно времени для сна и еды.
Он мой герой. Я никогда не говорил ему это. Ник — хороший человек. Он заслуживает хорошей жизни, жизни с его семьей. Его новой семьей, не в которой он родился. Часть которой все усложняет. Вообще-то я не хочу делать то, что делаю, но чувствую, что он нуждается в этом. Это правильное время.
Ник кричит:
— Нашел!
Сиси кричит в ответ:
— Где я оставила его?
Когда Сиси выходит из кухни, Ник входит в коридор с рюкзаком на спине. Он вешает рюкзак на ее кресло и отвечает довольно:
— У задней двери, принцесса.
Сиси качает головой, но маленькая улыбка появляется на ее лице. Ее щечки алеют от румянца, и она растерянно бормочет:
— Прости.
Гудок доносится с задней стороны дома, и Сиси начинает двигаться к школьному автобусу. Когда она оказывается возле меня, то оборачивает свою руку вокруг моей ноги. Я тянусь вниз, чтобы поцеловать ее в волосы:
— Повеселись!
Она морщит свой носик.
— Это школа, папочка.
Я стреляю ей своей лучшей поддразнивающей ухмылкой:
— Я знаю. Страдай.
Она ударяет мое бедро, пытаясь подавить свою улыбку, и я отпрыгиваю:
— Ауч, девочка. Нам нужно отдать тебя на уроки бокса.
Я смотрю, как она удаляется по коридору. Как только задняя дверь открывается, она кричит:
— Пока! Люблю вас!
Мы кричим в ответ в унисон:
— Любим тебя.
Мое сердце болит. Буду скучать по этому. Задняя дверь закрывается, и я поворачиваюсь к Нику и Тине. Они оба улыбаются мне. Но то, что я говорю, заставляет их улыбки быстро погаснуть.
— Так, — начинаю я, — мы переезжаем.
ГЛАВА 4
Макс
Ник и Тина пялятся на меня, и лицо Ника полно смущения, в то время как рот Тины приоткрыт. А я просто стою, нисколько не захваченный неловкой ситуацией, желая стать невидимкой и скинув толстовку и боксеры, просто умчаться отсюда.
Акцент моего брата усиливается в раздражении или гневе. Поэтому сейчас, когда он говорит: «О чем, черт возьми, ты говоришь, мужик?», получается:
— Чрт возьми, чт ты гвршь, мужк?
Тина отводит взгляд в сторону. Она трясет головой, пытаясь понять, что я только что сказал, перед тем, как поднять свои грустные глаза, смотря на меня вопросительно.
— Милый, о чем, ради всего святого, ты говоришь? Ты не можешь переехать. Это дом Сиси. Твой дом.
Я опускаю подбородок, кладу руки на бедра и отстукиваю нервно другой ногой. Думаю, что бы такого сказать, чтобы не прозвучать как придурок: