— Вот и хорошо, что не споришь, — тем временем нашёптывал Лисицын. — Женщина, пусть даже мажорка, должна знать своё место. Мир бизнеса не для тебя, так что просто расслабься и плыви по течению… — говорил он вкрадчиво.
Мельком глянув на жениха, не заподозрил ли чего, Евангелина вновь перевела взгляд на то место, где должен был стоять Державин, но тот уже затерялся среди людей. Вот только что она видела его тёмный затылок, потом Максима на несколько мгновений закрыли собой какой-то мужчина, женщина и ещё двое мужчин… и всё…
Ева поёжилась, вспоминая его взгляд. Совсем как в том сне. Под ложечкой засосало, а ощущение надвигающейся беды усилилось многократно…
Глава 8
Несколько дней Евангелина пыталась поговорить с отцом, но всё никак не удавалось: тот был очень занят и напряжён. По словам мамы, у них какие-то проблемы в бизнесе, что-то пошло не по плану, поэтому его сейчас лучше не тревожить. Но Ева больше не могла терпеть нахальное поведение жениха, который вёл себя всё более развязно. То лапал её на публике, как бы показывая общественности, что их отношения прогрессируют, то позволял себе вольные высказывания.
Наконец в один из вечеров Ева решила пойти на приступ и на свой страх и риск заглянула вечером к родителю, дождавшись, когда из его кабинета выйдет личный секретарь, который жил в их же доме, чтобы всегда быть под рукой. Отец был зол и чем-то расстроен. Время для разговора, конечно, не подходящее, но кто знает, что случится завтра? Вдруг он будет в ещё более скверном настроении.
— Папа, я хотела бы работать в компании, — начала она с порога, пока хватало решимости.
— Что?
В этом простом вопросе были заключены недоумение, неверие и удивление.
— Я хотела бы работать в нашей компании, — продолжала она гнуть свою линию. — Если не в головной, то хотя бы в дочерней. На какой угодно должности. Могу начать с офис-менеджера или даже его помощника.
— Моя дочь — и офис-менеджер?! Ты в своём уме? — гаркнул глава семьи.
— Просто я подумала, что что-то более ответственное ты поначалу можешь мне не доверить…
— Правильно подумала. Что за ересь взбрела тебе в голову?
— Папа, неужели ты в меня совсем не веришь?! — нотки обиды всё же прорвались в её голосе. — Я ведь училась, потом стажировалась, была помощником менеджера, могла бы получить повышение, если бы ты меня не вернул…
— Ты занимала эту должность только потому, что я так сказал! — ответил он твёрдо. — И повышение тебе дали бы по той же причине. Твой диплом — это моё лицо, только и всего. Моя дочь должна иметь иностранное образование и стажировку в престижной компании — и она их имеет, на этом всё.
— То есть ты считаешь, что сама по себе я ни на что не способна? — теперь обида Евангелины плескалась через край.
— Ева, скажи, ну чего тебе не хватает? — спросил отец с немалой долей раздражения. — У тебя есть всё, о чём любая другая девушка могла бы только мечтать.
— Свободы у меня нет, свободы быть собой! — почти выкрикнула она. — То есть той малости, которая есть у любой беднячки. Почему я не могу работать? Я бы помогала тебе в компании, вместе мы могли бы…
— У тебя мозги под это не заточены, — остановил он поток её словоизлияний. — Суть у тебя не та. Что поделать, яблочко от яблоньки далеко упало…
— И что же не так с моими мозгами?! — оскорбилась Ева. — И со всем остальным.
— Ты слишком открытая и честная, а в бизнесе так нельзя. Здесь хватка нужна! — он сжал кулак. — Твои доброта и сопереживательность каждой травинке тут никому не сдались. Или ты, или тебя, иного не дано. И ты слабохарактерная, не умеешь отстаивать своё мнение…
— И благодаря кому же я такой стала?! — не выдержала Евангелина. — Это ведь ты мне всю жизнь и рта раскрыть не давал. Шаг вправо, шаг влево — расстрел. А я ведь…
— Так, поговори мне ещё! — жахнул кулаком по столу родитель.
И Ева поняла: или сейчас, или никогда. Если не скажет всё, что думает, так и останется бессловесной куклой в его руках.
— Вот видишь! — она обличительно ткнула в него пальцем. — Как только я пытаюсь отстоять своё мнение, ты тут же затыкаешь мне рот.
— И правильно делаю! Потому что ничего важного ты всё равно не скажешь. Вечно у тебя какие-то бредовые идеи…
— А у твоего будущего зятя, значит, и с мозгами, и со всем остальным всё хорошо? А то, что он прямым текстом мне нахамил, — тоже в пределах нормы?
— Нахамил? — нахмурился отец. — О чём ты говоришь? Анатолий всегда был предельно вежлив. Ты, наверное, что-то не так поняла.
Ну да, ничего удивительного. Он верит всем, только не ей, своей «бесполезной» дочери. И тогда Евангелина надавила на больное место папы, на его гордость.
— Действительно, я не совсем правильно выразилась, потому что он мне не просто нахамил, а ещё и оскорбил! — она пылала от возмущения. — И ладно, если бы он оскорбил лишь меня, Еву, но он оскорбил ТВОЮ ДОЧЬ, то есть тем самым оскорбил и ТЕБЯ, разве нет? Какое право какой-то там Лисицын имеет говорить в таком тоне с ТВОЕЙ, Андрея Ланского, дочерью?!
Высказавшись, Ева затаила дыхание. Ну что? Подействует на него? Не подействует?
— И что же Анатолий тебе сказал? — отец сурово сдвинул брови.
«Йес!»
И Евангелина в красках расписала всё, что произошло за последние дни, и вылила своё возмущение на «жениха».
— Я вообще не понимаю, как он посмел вести себя таким образом с той, кто носит фамилию Ланская… Твою фамилию, папа, — закончила она.
Глава семьи пожевал губы, глядя в одну точку, что-то взвешивая и обдумывая.
— Как же всё это не вовремя… — выдохнул наконец, сжав кулак. — Я с ним поговорю, он больше не позволит себе чего-то подобного.
«Чёрт возьми!»
— Отец, разве мы не можем выбрать кого-то другого? — сделала Ева очередную попытку избавиться от ненавистного Лисицына. — Ведь есть же и другие кандидаты…
— Выбор уже сделан, а я своих решений не меняю, тем более когда уже есть определённые договорённости… А Толик теперь будет вести себя как положено.
— Что-то я очень в этом сомневаюсь… Разве что при тебе. А вот наедине…
— Что ты за женщина, если не можешь заслужить уважение будущего мужа и бегаешь к отцу жаловаться?! — рявкнул родитель.
— Если бы ты не показал ему, что ко мне можно относиться таким образом, то и он бы поостерёгся! — выпалила Евангелина. — Ты же сам ни во что меня не ставишь… — и замолчала, с колотящимся сердцем наблюдая, как лицо отца меняется, превращаясь в жесткую маску.
— Ещё одно слово — и будешь находиться под домашним арестом до самой свадьбы! — прорычал он. — А теперь брысь отсюда! Иди в свою комнату, и чтобы без глупостей мне…
— Но папа…
— Я всё сказал! Свободна.
Ева вышла из кабинета, чувствуя себя куда хуже, чем побитая собака. Двое охранников, что стояли в коридоре, наверняка слышали каждое слово их перепалки. Встретившись взглядом с Кириллом, в глазах которого промелькнуло сочувствие, Евангелина ощутила, что краснеет. Всё это было так унизительно… Впрочем, взор бодигарда вновь был невозмутим, словно ничего необычного только что не произошло.
— Я хочу немного прогуляться… — сказала она.
— Но Андрей Владимирович велел вам идти к себе, — бесстрастно откликнулся телохранитель.
— Господи, да я просто по территории участка пройдусь! — воскликнула Ева. — Тем более ты всё равно будешь рядом. Куда я отсюда денусь?
— Пускай прогуляется. Успокоится немного, развеется… — пришла на помощь подошедшая мама. Кажется, она тоже слышала крики отца. — Под мою ответственность.
— Хорошо, Инна Анатольевна, — не стал спорить Кирилл, подождал, пока подопечная наденет верхнюю одежду, набросил пальто и сопроводил Еву на веранду, откуда они вышли на задний двор и двинулись по выложенной плиткой дорожке.