На признание Уолтера Джеффри рассмеялся и покачал головой, но высказываться на этот счет не стал.
– Таким образом, – продолжал он, – узнав правду, Генрих не удержался и высмеял робость Сеграве, но испытывал он при этом лишь отвращение. Позже, когда мы остались наедине, король сказал мне, что был бы рад избавиться от таких трусливых советников.
– Это хорошая новость, – с воодушевлением заметил сэр Джон.
– Да. – Джеффри улыбнулся. – Не думаю, что короля можно убедить теперь изменить свою точку зрения. Он рассказал мне также, что собирается отправиться на восток, чтобы попросить Эдмунда Эбингдонского и епископа Честерского составить условия мирного договора с Ричардом.
– Честер – отличный выбор... – начал было Уолтер, но громкий зевок помешал ему продолжить. – Прошу прощения, – сказал он, улыбаясь. – Уверяю вас, что я не нахожу данный разговор скучным.
Это признание вызвало смех.
– Идите-ка вы спать, – предложил Джеффри. – У вас был очень напряженный День.
– Да, – согласился Уолтер, – но мне бы хотелось знать... – и он снова зевнул. – Мне бы хотелось знать, можно ли передать эти новости Бассетту и Сиуорду.
– Ради Бога, – согласился Джеффри. – Я и приехал сюда затем, чтобы они узнали о своей победе. Мне бы хотелось, чтобы в стране воцарился полный мир, но, если сторонников Ричарда не удастся уговорить отказаться от боевых действий, пусть они помолятся за Винчестера, Риво и других. Король выходит из игры. Для Генриха война закончилась.
– Слава Богу, – вздохнула Сибель. Услышанная новость получила всеобщее одобрение.
Одно дело ссориться с соседом, отвечая набегом на набег, или, в случае более ожесточенного конфликта, подвергнуть осаде соседский замок. Временами, в случае везения, таким образом можно было заполучить дополнительную собственность, но обычно сюзерены заключали мир прежде, чем наносили друг другу непоправимый ущерб. Если же сюзерены являлись заклятыми врагами и лишь искали повод, чтобы вступить в единоборство, приезжал король и мирил их. Для короля же война с самыми влиятельными баронами означала бессмысленную кровопролитную бойню, от которой страдала вся страна. Междуусобицы были неплохим развлечением, но гражданская война становилась настоящим бедствием.
– Завтра... – начал было Уолтер, но Сибель поднялась со стула и сказала за него:
– Лучше всего отложить все проблемы на завтра. Папа переночует здесь, и вы завтра вволю наговоритесь. А теперь давайте поднимемся наверх и ляжем спать, милорд.
– Да, конечно, идите, – подтвердил Джеффри. – Все самое важное я уже сообщил, за исключением того, что королю известно о моем визите сюда, так что я могу не спешить с возвращением в Хантингтон. Я могу даже задержаться еще на денек-другой, если вы полагаете, что Бассетт и Сиуорд пожелают приехать в Клиро, чтобы поговорить со мной.
Поскольку все полученные Уолтером ссадины к этому времени невыносимо ныли, он не стал спорить, а медленно поднялся с кресла и осторожно выпрямился, чтобы не разодрать запекшийся порез на левом боку. Он еще раз поблагодарил своего тестя, который отказался от предложенной ему главной опочивальни. Уолтер был очень признателен ему за это, понимая, что в таком потрепанном состоянии ему будет гораздо уютнее спать на большой кровати.
Сибель ушла вперед и к тому времени, когда он поднялся по лестнице, зажгла свечи, а служанки обогрели постель. Поначалу Уолтер ни о чем не думал, он лишь радовался тому, что ему не нужно нагибаться, снимать ботинки, развязывать кроссгартеры и стягивать с себя одежду. Он чувствовал такое облегчение и наслаждение, что едва ли сознавал, кто прислуживает ему. Однако, уложив его в теплую постель, Сибель велела ему повернуться на живот, чтобы смазать огромную ссадину на спине, оставленную мечом Гериберта.
Звук ее голоса напомнил Уолтеру, что Сибель не сказала ему ни слова наедине с того момента, как они вернулись из Хея. Он повернул голову, но не увидел ее лица. Тут до него дошло, что, хотя она и сидела с ним рядом так же свободно, как обычно сидела в присутствии своего отца, она не опиралась на него с той уверенностью, с какой делала это в Роузлинде.
– Ты все еще думаешь, что я совершил ошибку, отправившись на разговор с Мари? – внезапно спросил он.
– Я думала, ты уже спишь, – ответила Сибель. – Я делаю тебе больно?
– Нет, ты доставляешь мне удовольствие... но мне будет еще приятней, если ты ответишь на заданный вопрос.
– Нужно обязательно отвечать на глупый вопрос? Совершил ошибку? Нет, конечно, ты поступил правильно. Ведь ты мужчина, к тому же она была твоей любовницей...
– Она никогда не была моей любовницей, – перебил супругу Уолтер. – Я не такой глупый, как ты думаешь. Если бы у меня была с ней длительная связь, я бы слишком хорошо знал ее, чтобы клюнуть на приманку. Я с ней был всего лишь один раз... и очень сожалею об этом. В ней оказалось столько же тепла, сколько его бывает в выловленной неделю назад рыбе.
Желая ясно видеть лицо Сибель, Уолтер перевернулся на спину и застонал от боли, задев швы и пошевелив ушибленными мышцами. Сибель, собиравшаяся было сказать несколько крепких словечек о том, как безрассуден был Уолтер, поверив при подобных обстоятельствах письму Мари, вместо этого выругала его за неосторожное движение и наклонилась, чтобы осмотреть его синяки. Уолтер притянул ее к себе и обнял.
– Чего нельзя сказать о тебе, – прошептал он.
– На тебе нет живого места, – пробормотала Сибель, касаясь губами его рта.
– Мне будет гораздо хуже завтра, – намекнул Уолтер, – и мы долго не сможем быть вместе.
– Всего лишь четыре дня, – заметила Сибель, развязывая пояс, как только их губы снова коснулись друг друга.