Сибель заметила Уолтера гораздо раньше, чем он ее.
Несколько утомившись от пересказа и обсуждения новостей, которые и новостями для нее не были, она то и дело обращала взор в зал, не забывая при этом слушать. Она сразу же наметила группу, приближавшуюся к очагу, где высилось главное кресло принца Ллевелина. Она не узнала графа Пемброка, поскольку не видела его с детства, – впрочем, из-за ран она не узнала бы его в любом случае. Однако, несмотря на тусклый свет, она узнала Уолтера с легкостью, поразившей ее и ввергшей в растерянность.
С первого же взгляда заметив, как сильно Уолтер хромает, Сибель поняла, что он ранен, прежде чем это поняла бабушка. Тот факт, что он шагает без поддержки, подавил ее первый импульс броситься к нему на помощь. Она помнила свои гордые слова, когда мать сказала, что ее отец и дед убедят Уолтера, что она уже стала его преданной рабой. «Я быстро лишу его иллюзий на этот счет», – сказала она тогда.
Если бы она ринулась к Уолтеру со слезами на глазах, спрашивая дрожащим голосом, насколько серьезно он ранен, едва ли ей удалось бы убедить его в том, что она отнюдь не всецело принадлежит ему. Сдержанность являлась необходимой и единственно правильной тактикой в данном случае. В доказательство безошибочности ее рассуждений и действий бабушка воздала ей должное, распорядившись, чтобы она позаботилась об Уолтере.
Сосредоточившись на мыслях о ранах, Сибель неправильно истолковала его заминку с ответом, когда попросила следовать за ней. Она решила, что гордость побудила его отвергнуть необходимость в помощи. Глупо, но Сибель привыкла к мысли, что мужскую гордость следует оберегать. Она придвинулась ближе и сказала еще тише:
– Я очень сильна. Вы можете опереться на меня. Никто не заметит.
Уолтер подумал было сказать, что в этом нет необходимости, но, когда открыл рот, побоялся, что издаст что-либо нечленораздельное или вообще ничего не сможет выговорить. Кроме того, мысль о том, что он обовьет Сибель рукой и сможет опереться на нее (пускай даже едва касаясь девушки, поскольку он, естественно, не думал, что она сможет послужить ему хорошей опорой), была настолько сладостной!. Если не считать поцелуя руки, он еще ни разу не прикасался ни к одной части ее тела. Она встала с левой от него стороны, ибо заметила, что он хромал на левую ногу. Совершенно забыв о ране в плече, Уолтер поднял руку, чтобы обнять Сибель за плечи, и едва удержался от вопля.
Хотя Уолтер не издал ничего, кроме низкого рыка, Сибель все мгновенно поняла. Она быстро скользнула к нему с другого бока, подставила свои плечи под его здоровую руку и обняла за талию. Удивление и волна головокружения толкнули Уолтера прямо на нее, но она поддержала его и принялась медленно удаляться от группы у очага. К тому времени, как они достигли выхода из зала, Уолтер справился с равновесием, и Сибель избавилась от опасений, что, несмотря на все его возражения, ей придется позвать на помощь, чтобы поднять его по лестнице в комнату бабушки. Тем не менее, он не убрал руки с плеч Сибель, да и она не предложила ему так поступить.
В палате она подвела его к стулу и мягко высвободилась. Поначалу Сибель перепугалась, когда Уолтер так тяжело навалился на нее, но вскоре поняла, что это была лишь минутная слабость. Она знала, что вполне могла предоставить ему идти самому, однако убедилась при этом, как ей приятно прижиматься к нему сбоку. Возможно, если бы он так не промок, не был облачен в латы и существовал благоразумный повод продлить эти объятия, Сибель так бы и поступила; однако при данных обстоятельствах это было неудобно.
– Постойте минутку, – сказала Сибель. Она быстро разожгла невысокий огонь и сунула в пламя длинную лучину, чтобы зажечь свечи. Проделав все это, она вернулась к Уолтеру и склонилась над ним. – Теперь садитесь, – приказала она, снимая металлическую рубаху. Она подняла ее до уровня груди и замешкалась, вспомнив, что он не может безболезненно поднять левую руку.
– Снимайте же, – сказал Уолтер, смекнув, почему она мешкает. – Не знаю, что там с моим плечом, но я уже несколько раз снимал и надевал кольчугу.
– Я могла бы вызвать оружейника, чтобы он разрезал ее, – предложила Сибель. – Только рукав, так, чтобы легко можно было починить.
– Скорее всего он сделает мне лишь в десять раз хуже. Просто снимите ее, и все.
Сибель решила, что он прав, и как можно быстрее стянула кольчугу. Когда из-под нее показалось лицо Уолтера, оно было бледным, но он был готов к боли и не выказал признаков обморока. Удовлетворенная, Сибель заботливо отложила кольчугу в сторону, как ее и учили.
– Я скажу одному из сквайров моего отца высушить и почистить ее, – уверила она его, – но сначала позвольте мне снять с вас мокрую одежду. Надеюсь, вы еще не простудились. Как вы умудрились так промокнуть? День был погожим. Сейчас идет дождь?
– Нет. Это случилось во время переправы через реку. Завязла телега с поклажей, а лорд Пемброк как раз снова разорвал губы, и... – Он печально засмеялся. – Лучше не вспоминать об этом. Эй! Что вы собираетесь делать с этим ножом?
– Я хочу разрезать вашу тунику и рубаху. Нет надобности причинять вам боль снова. Тревожить руку, которая так сильно болит при этом, очень опасно.
– Нет надобности портить рубаху и тунику из-за пустячной боли, – запротестовал Уолтер. – Мое плечо заживет.
– А вашу рубаху и тунику зашьют, – засмеялась Сибель. – Уж не решили ли вы, что я собираюсь порвать ее в клочья? Мне необходимо лишь разрезать швы, которые можно зашить за несколько минут, что желательно сделать после того, как одежду постирают. – И добавила, сморщив нос: – Вам нужна жена, сэр Уолтер.