– Бог ты мой, Сибель, – сказал он, – вы ждали меня здесь всю ночь?
Девушка тихонько засмеялась.
– Нет, конечно, нет. Откуда мне было знать, что вы приедете именно сегодня? Теперь я сплю в комнате, которая примыкает к комнате Рианнон, поэтому я слышала, когда ей сообщили о возвращении Саймона. Тогда я и пришла сюда, желая убедиться, что покои подготовлены к вашему прибытию.
Сейчас свет свечей находился позади и чуть справа от нее. В это время ночи на ней была лишь одна ночная рубашка. Просторное одеяние скрывало ее фигуру; не покрытые головным убором волосы сияли подобно литой бронзе, а на щеке, кончике носа и подбородке играло пламя. Уолтер сделал глубокий вдох, осознав вдруг, что вчерашний эпизод с Мари ничуть не помог ему. Он нуждался не в утолении потребности; он нуждался в Сибель. Уолтер понимал, что она тоже горела желанием. Почему она пришла в его комнату? Не открытый ли это призыв утолить их обоюдную жажду?
Уолтер не принял рук Сибель, но вошел в комнату. Когда он поравнялся с ней, она повернулась, и свет свечей полностью озарил ее лицо. Ему стало стыдно за вопросы, что пришли к нему на ум. Золотистые глаза были слегка встревожены; одна ее рука немного приподнята, чтобы поддержать его, случись ему споткнуться, но во всем ее виде не было ни малейшего признака страсти. Сибель действительно пришла, чтобы убедиться в том, что его ждут все удобства. И все же он не сомневался, что стоит ему заключить ее в свои объятия, как она тотчас же воспылает страстью.
Их взгляды встретились, и Уолтеру мгновенно стало ясно, что он не зайдет так далеко и не прикоснется к ней.
– Нет, – тихо сказал он, отступая назад. – Ваши родители оставили вас здесь, полагаясь на мои честные намерения.
Сибель опустила глаза и склонила голову. Этот очаровательный жест Уолтер счел признаком кроткого смущения. И он был наполовину прав: Сибель действительно удивилась волне жадного желания, ослепившей ее в ответ на голод в его глазах. Она не ожидала такой реакции своего тела. Невыраженная страсть Уолтера всегда возбуждала ее, но как-то отвлеченно: чуть учащалось дыхание, кожа начинала покалывать, будто греешься у огня после мороза, а в пояснице начинал пульсировать горячий комок. На этот раз все происходило иначе: все ее естество изнемогало плотским желанием, ноги стали будто ватными, а в голове шумело. Сибель почувствовала, что с того момента, когда они были столь близки в пустой комнате, что-то в ней изменилось.
Однако глаза она опустила не от смущения, а от озорной радости, которую не хотела объяснять. Вполне вероятно, что отец и полагался на ее добропорядочность и на самообладание Уолтера; однако матушка и бабушка не были столь благородны. Леди Элинор сдержанно говорила ей: «Было бы лучше сохранить твою девственность до свадьбы, если это возможно, но не будьте такими глупыми, какими были твои мать и отец, и не доводи себя и Уолтера до безумия из-за этих условностей. Уолтер может сделать для тебя то, что сделал для меня мой Саймон, и никто ни о чем не догадается». Джоанна лишь хмурилась, но не противоречила матери. «Но, – с грустью подумала Сибель, – он слишком устал, чтобы заниматься еще и любовными играми». К тому же бессмысленно разрушать иллюзии Уолтера в отношении характера старшей госпожи Роузлинда так сразу.
– Да, конечно, – тихо сказала Сибель в ответ на его замечание по поводу ее родителей. – Но Вильям и Иэн уехали, а все слуги спят. Вам нелегко будет раздеться с помощью лишь одной руки. Я только помогу вам снять одежду и уйду.
Уолтер издал в знак протеста нечленораздельный звук, и Сибель подняла глаза и рассмеялась.
– Пойдемте, – потребовала она, – уж я-то знаю – вам не взять меня силой, к тому же я обещаю сопротивляться.
Уолтеру тоже пришлось рассмеяться. Он действительно невыносимо устал, и вспышка страсти быстро испарилась. Более того, не придется бороться с завязками и шнурками или спать, в противном случае, в липкой, пропахшей потом одежде.
– Отлично, – согласился он, – но только если вы обещаете сопротивляться очень яростно.
– Если я буду сопротивляться очень яростно, – заметила Сибель, расстегнув пряжку на плаще и положив его в дорожную корзину, служившую Уолтеру сундуком для одежды, – вам придется худо. Присядьте на стул, а я сниму вашу тунику и рубаху. Ваша ночная рубаха подогрета. Вы оденете ее, а я тем временем взгляну на ваше колено. Я видела, что вы хромаете. Вас снова ранили?
– Нет. Просто колено болит от долгой верховой езды. Необходимости делать еще что-то нет. Ночь отдыха – и все будет в порядке.
Сибель не спорила. Вероятно, Уолтер был прав, и даже если колену необходим уход, большого вреда не случится, пока Уолтер будет спать. Она отстегнула его пояс, расшнуровала тунику, сняла ее, стянула рубаху и расторопно накинула на обнаженное тело теплую ночную рубашку. Хорошо, что она находилась позади него, и он не видел ее лица, подумала Сибель. Ей понадобилась вся ее решимость, чтобы не запустить руки в красновато-коричневую растительность, покрывавшую его тело. Чтобы воспламенить в ней страсть, Уолтер, оказывается, вообще мог ничего не делать и не говорить.
– Знаете, – стараясь отвлечь себя, поспешила сказать Сибель, обойдя вокруг и встав на колени, чтобы развязать его кроссгартеры и снять башмаки, – мне еще никогда в жизни не попадалась ни одна женщина глупее леди Пемброк и ее сестры.
– Что? – произнес Уолтер сдавленным голосом. – Почему вы об этом говорите?
Сибель не подняла головы. Она боялась смотреть в лицо Уолтера. Странные нотки в его голосе, казалось, предостерегали, что то, что она делала сейчас, лишь снова пробудило в нем страсть. Она вспомнила, как яростно он отреагировал на предложение снять его чауссы в первый раз, как он сказал, что она еще ни разу не видела мужчины в подобном состоянии раньше. Это было так. Она никогда не видела возбужденной мужской плоти. Вспомнила она также и упругую выпуклость между ног Уолтера, когда они целовались. Ее руки затряслись на шнуровке его ботинок.