— Ведите мисс Маклейд к себе, Мари! Облачите ее в одно из наших платьев-основ, чтобы я мог решить, что мы сумеем из нее сделать. Для завтрашнего дня мы одолжим ей несколько готовых моделей, а потом займемся всем остальным.
— Но, мистер Сорель! — воскликнула Мари. — Хочу напомнить вам, что на этой неделе мы должны успеть с туалетом для ее королевского высочества… А еще целая куча нарядов для нового шоу в Королевском музыкальном театре. Мы ведь только приступили к выполнению этого заказа, а там работы не меньше чем на две недели. — Все так, Мари! — мягко сказал Сорель. — Но вы же знаете, лорду Брори мы никогда не откажем.
— Конечно, не откажем! — уныло согласилась с ним мадам Мари, вызвав приступ смеха у Толли.
— Ступайте за мной, мисс Маклейд! — приказала она девушке, и Джин послушно проследовала за ней, мучаясь от сознания того, что сейчас, должно быть, трое мужчин брезгливо разглядывают ее одежду, повергшую в ужас знаменитого модельера.
Женщины спустились на лифте вниз. Джин смущенно молчала, зато мадам Мари говорила без умолку:
— Надо же, какая сенсация! Вы — невеста лорда Брори! Я всегда им так восхищалась! Знали бы, какие чудеса он вытворял в годы войны! О, он тогда к нам часто захаживал. Надеюсь, он вам рассказывал, сколько спецодежды для его вылазок мы сделали. Так странно было наблюдать, как наши модистки, привыкшие иметь дело с изысканными шляпками, колдовали над защитными масками для десантников. Под его началом служили отличные ребята, мы все их любили. А потому переживали как личную потерю гибель каждого из них. А уж как они все обожали лорда Брори! Можно сказать, боготворили своего командира! Да, вы можете гордиться таким женихом, мисс Маклейд. Сюда, пожалуйста! — Женщина ввела Джин в просторную примерочную. — Раздевайтесь! Снимайте с себя все! А я сейчас принесу платье-основу.
Женщина вышла из комнаты, а Джин замерла на месте, не сделав ни малейшей попытки приступить к выполнению распоряжения. Она с любопытством уставилась на собственное отражение во множестве огромных зеркал, занимавших стены в примерочной. Никогда раньше ей не приходилось рассматривать себя сразу в нескольких различных ракурсах и со всех сторон. Белое лицо, слишком бледное и слишком худое, но что-то беззащитно-трогательное и юное было и в мягких очертаниях ее губ, и в ее аккуратном носике, и в широко распахнутых темно-синих глазах. Пожалуй, взволнованный вид сделал ее даже более привлекательной, подумала Джин, и взгляд ее скользнул по фигуре. Да, пальто действительно кошмарно. Покрой отвратительный, толстая ткань, подбитые ватой плечи, огромные, похожие на мешки, карманы. Юбка тоже чересчур длинная и широкая. Конечно, все ее вещи — это одно сплошное безобразие. Она всегда это знала, а что ей было делать? Будто у нее был выбор! Почти со злостью она сняла пальто и принялась разглядывать фланелевую блузочку, уже давно потерявшую свой первоначальный цвет от бесчисленных стирок.
— Хорошо им критиковать! — сказала она, обращаясь к собственному отражению в зеркале. — А знали бы они, каково это — жить, не имея ни пенни собственных денег. Быть в полном подчинении и во власти старухи, которая всеми фибрами души ненавидит молодость и красоту.
Джин всегда считала, что тетка специально покупает ей самые некрасивые платья. А после ее смерти узнала, что эти предположения были не лишены основания.
Джин сбросила с себя юбку и блузку и стала рассматривать свое белье. Бесформенные шерстяные штанишки и маечка, все уже стираное-перестираное, потерявшее и цвет, и форму от времени и частых стирок. Впрочем, в этих вещах не было ничего привлекательного и тогда, когда они были новыми. Зато они были практичными и долго носились. Джин вдруг почувствовала острый прилив злости. Как же она ненавидит все, что долго носится и что практично. Пред ее мысленным взором предстала роскошная гостиная, вся в белом, и эти белоснежные орхидеи, разбавленные несколькими бутонами алого цвета. Как все изысканно! И как красиво! Правда, Толли посмеялся над этой несколько показной роскошью, но лично она никогда еще не видела ничего более прекрасного. Ах, как замечательно, должно быть, жить среди подобной роскоши, обладать красивыми вещами. Она закрыла глаза руками, не желая больше видеть себя во всех этих зеркалах, и тут же представила себе гостиную в доме тети. Унылая, мрачная комната, на окнах тяжелые шторы из плюша, полы, которые ей приходилось натирать до блеска, пока в сверкающей поверхности не появлялось отражение мебели. А ее спальня! Голые стены, выкрашенные в белый цвет, железная кровать, занавески из дешевого ситца на окне, у стены — умывальник с тяжелой мраморной крышкой. Как все это было безобразно и убого! Хуже, чем в тюрьме. Да! Хуже, чем в тюрьме!