Грэм почувствовал, что краснеет.
– Откуда мне это знать? – пробормотал он. – Она думала, что я хочу облизать ее… – Он закрыл лицо руками и застонал. Потом, глядя сквозь пальцы на брата, он спросил: – А что тогда значит «по-быстренькому на столе»?
– Любовные игры на столе.
У Грэма вырвался еще один стон.
– Вообще-то неплохо, – ухмыльнулся Кеннет. – Только не советую заниматься этим на сервированном столе. Видишь ли, китайский фарфор – вещь довольно хрупкая. А вообще, ты не хочешь поделиться со мной новостями по э-э-э… этому вопросу?
С трудом восстановив самообладание, Грэм пристально посмотрел на брата, потом отпил глоток чая и поморщился. Он, конечно, стал истинным английским аристократом, приобрел лоск и манеры, но так и не научился пить это безвкусное пойло. То ли дело чашечка крепкого бодрящего кофе…
– Единственная новость, которую я могу тебе сообщить, – это то, что ты выпил весь мой кофе. Уже не в первый раз.
Кеннет пожал плечами и стащил у брата оладью.
– А что ты хочешь? Я скоро стану отцом. Естественно, что я пью за троих: за себя, за Бадру и за малыша.
– Похоже; ты пьешь кофе впрок, как верблюд воду. И ешь ты тоже за троих. – Грэм выхватил у брата оладью и бросил ее обратно на тарелку из тончайшего фарфора. – Если не прекратишь столько есть, то скоро в дверь перестанешь проходить, будешь толще жены.
Кеннет насмешливо приподнял бровь и похлопал себя по плоскому животу:
– Здесь места еще хоть отбавляй. И мы с женой планируем не останавливаться на достигнутом.
– Дай бедной женщине отдохнуть хоть немного, прежде чем вы заселите еще одну пустующую детскую наверху, – покачал головой Грэм. На его лице показалась нежная улыбка. – Как там Бадра? Она уже два дня не спускается к обеду. Она хорошо себя чувствует?
Он достаточно хорошо изучил брата, чтобы разглядеть беспокойство в его глазах.
– Она сильно устала. Доктор говорит, что малыша можно ждать со дня на день. Она готова. Давно готова. Да и я тоже, – добавил он со вздохом.
Грэму было неловко. Он чувствовал, что брат беспокоится, но не знал, как его поддержать.
– С ней все будет хорошо, – сказал он решительно.
– Я знаю. Все, хватит об этом. – Кеннет вытянул ноги и забарабанил пальцами по белоснежной кружевной скатерти. – Ты лучше расскажи, как ты порезвился ночью.
Кеннет пытался прикрыть свое беспокойство развязным тоном, но Грэм знал, что брат по-настоящему переживает за него. Он печально улыбнулся и откинулся на спинку кресла, вспоминая все подробности.
– Порезвился я… ну, в общем, неплохо. Грэм почувствовал, что брат искренне рад за него. Подумать только, ведь они и познакомились-то по-настоящему меньше года назад. А до того Грэм вообще считал брата врагом. Хотя как только он осуществит задуманное, его отправят на эшафот и они больше никогда не увидятся…
Кеннет испустил вопль радости и со всей силы стукнул брата по спине.
– Я в тебе не сомневался! Поздравляю! – Потом он огляделся и покраснел. – Прости. Ну, расскажи, все прошло, как ты задумывал? Никаких осечек?
Улыбка постепенно сходила с его лица, когда Грэм, сжав кулаки, произнес:
– Пара осечек все же была. Она рыжая. Зеленоглазая, Все как в моем кошмаре.
Кеннет тихо выругался.
– Она, в смысле та женщина, была в парике. А в темноте цвет глаз было не различить.
– Прости, Грэм, я не…
– Тебе не за что извиняться. Ведь если бы ты не подговорил меня на это… – Он поежился. – В итоге дело сделано. И должен признать, было весьма и весьма приятно. А утром я проснулся и понял, что жестоко обманулся.
Взгляд Кеннета стал острым, как кинжал.
– Так ты что, еще и спал там?
– Всю ночь, – вздохнул Кеннет. – Всю ночь напролет. Глаза Кеннета стали размером с блюдца.
– И что, никаких кошмаров?
– Ни единого.
Кеннет вцепился в тему мертвой хваткой.
– А может… Представь на минутку, вдруг она и есть ключ к твоим кошмарам, – высказал он свое предположение, пристально глядя на брата.
– Она? Мой самый кошмарный кошмар? – фыркнул Грэм.
– Всему есть своя причина. Я в это твердо верю, Грэм. Да и ты веришь. Это называется судьба.
Грэм хотел было возразить, но передумал и уставился в тарелку. После того как там, в Египте, их родителей зверски убили разбойники, они с братом попали в разные племена и им обоим привили веру в бедуинские суеверия. И эта вера временами брала верх над их чисто английской рассудительностью и здравомыслием.
– Ты не передумал идти сегодня на бал к Хантли?
– Нет, не передумал, – тихо ответил Грэм. – Светская жизнь, что поделать.
– Вот видишь, как ты пообтесался. Держишься как настоящий англичанин: ты ешь, как англичанин, ты даже вальс танцуешь лучше, чем я. Никому и в голову не придет, что ты вырос в Египте. Одним словом, ты стал таким же черствым сухарем, как и любой из англичан.
Грэм впервые встретился с Кеннетом в прошлом году в Египте и согласился вернуться с ним и его молодой женой Бадрой в Англию. С ними была еще дочка Бадры по имени Жасмин. Сначала они поехали в свое родовое поместье в графстве Йоркшир. Там они тщательно продумали историю, которую Грэм должен был преподнести высшему обществу. В глуши Грэм обретал необходимый лоск, постигал тонкости английского этикета и избавлялся от египетского акцента. Его первые выходы в свет прошли вполне удачно. Но бороться с дьяволом, преследующим тебя в кошмарах, – это вам не вальс танцевать.