В камине весело потрескивал огонь, вот только ей было не до веселья. Герцогиня сидела у остывших уже ног своего мужа и тихо плакала, не зная, что делать дальше и как продолжать жить, потому что старый герцог был для неё последней надеждой и лучом света в будущем.
— Король мёртв, да здравствует король! — послышались крики за окном, и это было словно приговором для неё.
— Ты слышала, что они кричат, деточка? — В покои ворвалась её нянька, напуганная как никогда. Кэролайн уже и не помнила жизни без неё. Ровенна всегда к ней относилась как к своей дочери.
— Слышу, Ровенна, но что делать, я не знаю, — отчаянно прошептала Кэролайн, вытирая слёзы.
— Он не смог зачать тебе ребёнка, а значит, когда узнают о его смерти, — старуха брезгливо пнула лежащий на огромной кровати дряхлый труп, — нас вышвырнут отсюда с позором, и на этот раз придётся уезжать из Англии бог знает куда.
Конечно же, молодая герцогиня понимала это. У мужа не было своих детей, и Элайджа, взойдя на трон после своего отца, с удовольствием конфискует у неё замок и аннулирует этот брак, узнав, что она была даже не тронута на супружеском ложе его дядей. Новый король не был жаден, слухи о его благородстве и справедливости распространялись далеко за пределами Англии, но её муж был старшим братом королевы и земли герцога граничили с Шотландией. Элайджа никогда не позволит оставить спорные границы в руках женщины, тем более такой, как она, а значит, им с Ровенной опять придётся скитаться по многочисленным родственникам, которые будут согласны приютить их. Если ранее молодую бесприданницу принимали, то сейчас, после такого позора, рассчитывать ей было не на что. История повторялась, как десять лет назад, после смерти её родителей. Её отец был канцлером короля, и Майкл обвинил его в измене. После казни её родителей Ровенна сбежала с маленькой Кэролайн из Уэльса и они долго скитались по её многочисленным родственникам в Англии. С мужем они совсем недавно познакомились, когда Кэролайн гостила у кузины, и хоть герцог был стар — он был для неё прекрасной партией. Королева дала своё согласие на брак в тайне от Майкла, и теперь рассчитывать на благородство нового короля не было надежды, когда Элайджа разберётся, что этими землями заправляет дочь изменника, но если бы она только понесла от мужа, Элайдже ничего бы не оставалось, как смириться и прислать в замок доверенных ему людей для защиты.
— Что ты хочешь от меня? — Кэролайн вскочила, крикнув няньке. Ей казалось, что всё всегда против неё, что на самом деле это её крест и судьба быть неудачницей всю жизнь.
— Ты должна понести от него, детка, — заговорщически прошептала в ответ старуха.
— От трупа? Ты, видимо, шутишь? — В этот момент Кэролай отчаянно желала задушить ту, что была всю жизнь для неё поддержкой и опорой.
— Я решу эту проблему, тебе лишь нужно зачать ребёнка, — чопорно ответила ей Ровенна, — остальное не твоя забота.
Слуги побаивались старуху, а под шумок, из-за смерти короля, и вовсе было несложно скрыть на время смерть герцога, которого челядь недолюбливала из-за жестокой тирании. Все подозревали, что герцог вовсе не болен, а мёртв, но также каждый понимал, что их молодая хозяйка, которую все уже успели полюбить, может быть изгнана из замка, а перспектива получить ещё более грозного хозяина, чем прежде, пугала, и все терпеливо помалкивали.
— У нас есть неделя, — сообщила ей Ровенна, — потом будет невозможно сохранить труп при помощи моих трав. Ворота уже закрыты, чтобы до случайных путников не дошли сплетни о смерти герцога.
— Ну и кого ты мне выбрала в качестве будущего отца моего ребёнка? — скептически спросила Кэролайн спустя время. Идея Ровенны не казалась ей такой уж идеальной. Да и сможет ли она зачать всего за неделю? Она просто не верила в удачный исход, после того что ей преподносила жизнь.
— Путник, который устроил драку в деревенской таверне сегодня утром, — Ровенна нервно улыбнулась хозяйке, — охрана задержала его, и это как раз нам на руку. Он обычный бедняк, детка, и когда он сделает своё дело, его вышвырнут из замка. Он даже знать не будет, что побывал тут, — уговаривала её старуха, и герцогиня с тяжёлым грузом на душе всё же согласилась.
Обычный бедняк оказался не таким уж и сговорчивым, и когда Кэролайн зашла в маленькую комнатушку, которая освещалась лишь одной свечой, он брыкался и извивался, стараясь освободиться от крепких верёвок, которыми он был привязан по рукам и ногам к узкой, но добротной кровати. На его глазах была повязка, чтобы он не мог видеть её, а во рту был кляп. Мужчина истерически что-то выкрикивал, но у него получалось только сдавленное мычание. Простынь почти сбилась с его голого тела, и Кэролайн даже при тусклом освещении могла заметить, что мужчина прекрасно сложен. Она провела пальчиком по его груди, и он сразу же затих, прислушиваясь.
— Прости, ты лишь оказался не в то время не в том месте, мне нужно только твоё семя, — прошептала она, наклоняясь к нему. Он опять отчаянно промычал что-то, и Кэролайн раздражённо выдернула кляп. Мужчина несколько раз сглотнул, подвигав челюстью.
— Когда я освобожусь, я убью тебя, ведьма! — поклялся он ей. От его неожиданно властного и грозного тона она резко отпрянула от него.
— Я же сказала, что тебе ничего не угрожает. Скоро тебя отпустят и заплатят золотом за причинённые неудобства, — пообещала она ему, на что он жестоко рассмеялся, обнажая прекрасные ямочки, что сразу же захотелось провести пальцем по одной из них, и Кэролайн почему-то в этот момент желала увидеть его глаза. Она была уверена, что лицо незнакомца, если снять повязку, окажется мужественно-прекрасным. Чего стоили только его манящие пухлые губы!
— Клянусь тебе, что если не отпустишь сейчас, то я устрою тебе ад при жизни, когда доберусь до тебя, — зло процедил он ей, перестав смеяться.
На обычного бедняка этот мужчина был не похож, как начинало казаться Кэролайн, но время поджимало, и сейчас ей было не до выяснений личности незнакомца, тем более герцогиня прекрасно понимала, что нужно действовать незамедлительно. Он сопротивлялся, когда она пыталась воткнуть кляп обратно ему в рот, уворачивался, сжимая челюсть, но после того, как она оседлала его и когда он открыл рот для очередных своих угроз, Кэролайн наконец поймала момент и запихнула ему кляп обратно.
— Сам виноват, — усмехнулась она мужчине, — не дёргайся и получай удовольствие, я буду нежна с тобой, — пообещала Кэролайн в лицо незнакомцу. Тогда он почувствовал на своём лице её тёплое дыхание и нежное поглаживание её рук, которые заставили его замереть, ощутив разжигаемое ею желание в самый первый раз.
Он получал удовольствие и наслаждался её нежными прикосновениями. Раз за разом его шокировало удовольствие, которое вызывала насильно в нём его тюремщица. Каждый раз ожидая её в своей камере, он клялся себе, что будет безучастен ко всему, что она будет делать с ним невероятное, но, конечно же, не смог сдержаться ни разу. Он поражался её опытностью и умению возбуждать, хоть в первый раз точно почувствовал её девственную плеву, что ещё больше удивляло. Каждый раз, когда он выпускал своё семя в её лоно, он проклинал её из-под кляпа, но она лишь тихо смеялась в ответ, прекрасно понимая, о чём мычит ей незнакомец. Полностью растворившись в своём гневе, он продолжал про себя клясться ей в самой изощрённой мести. Мести за каждое своё унижение, и клялся себе, что не успокоится, пока не заставит заплатить её. Слышать её приглушённые стоны, когда она насиловала его сверху, для него было невыносимой пыткой. Он желал в эти моменты видеть её, уверенный в её красоте, и представлял себе её внешность, но каждый раз образы были разные, и это выводило ещё больше его из себя. Он жаждал освободить свои руки от веревок над головой и прикоснуться к ней, сначала придушить немного, а потом так же наслаждаться её телом часами, днями, творить с ней неведомые ей доселе вещи. Самое ужасное было — когда она уходила и вместо неё приходила ворчащая бабка с тазиком для омывания. Чувствовать после неё шершавые руки старухи на своём теле было отвратительно и ещё больше унизительно, но сопротивляться не было уже сил. В хриплом голосе старухи было что-то знакомое, как будто из далёкого прошлого, и он никак не мог вспомнить, потому как его разум был помутнён. Одна ведьма опаивала его какими-то горькими травами, а другая приходила, когда он более-менее отходил от дурмана, и изматывала его до изнеможения своей страстью. Он уже потерял счёт времени, и к концу заточения его ум был оплетён паутиной ненависти к этим двум женщинам.