Бросок.
Отец не появляется — занят. Ему надо поддерживать безупречный образ демона — повелителя злоупотребления наркотическими веществами. Но сразу после форума он составил для меня программу занятий по самообороне. Программу тяжелых изнурительных тренировок, идущих вразрез с моим врожденным миролюбием.
Бросок. Нож вонзается в глаз. Видел бы меня сейчас Каидан!
Полгода я не общалась ни с кем из испов. Не получила ни единой весточки от Кая. Тревога, спрятанная в глубоких тайниках моей души, грозила выйти наружу и захлестнуть меня с головой. Я даже не знала, жив ли он.
Бросок.
У меня был выбор, каким видом самообороны заняться, и инструкторы все как один советовали дзюдо и рукопашный бой, для которых я обладала нужной ловкостью, силой и выносливостью. Они совершенно не понимали моего интереса к метанию ножей, а я не собиралась объяснять им, что это дает мне ощущение связи с любимым. Интересно, что бы он подумал, увидев, как я целюсь прямо в горло нарисованной фигуры? Испытал бы гордость или пришел в ужас? Остались ли у него чувства ко мне? Те, которые были видны сквозь эмоциональную броню, когда он поднялся на нью-йоркском форуме, готовясь биться за мою жизнь?
Бросок.
Шесть мучительных месяцев без сладкого лесного аромата, который прятался, казалось, в любом воспоминании о Кае. Шесть месяцев притворства.
Когда кинжал погрузился в то место фигуры, где у живого человека было бы сердце, я не стала его вытаскивать, а сама плюхнулась на кровать.
При всей чудовищности событий того форума на нем произошло невероятное — небо послало ангелов, чтобы сохранить мне жизнь. Если бы они не появились и не вмешались, произошли бы три смерти: моя, Каидана и Копано, который встал, собираясь меня защищать.
Со вздохом я взяла телефон и набрала номер Джея — надо было извиниться перед ним за очередную безумную выходку на вечеринке.
Он ответил мгновенно:
— Привет! Ну, что у тебя?
— Привет! — ответила я, удивляясь, что голос у него не грустный.
— Ты в порядке?
— Гм… да, в основном.
— Знаешь, это очень странно, что ты позвонила, потому что я как раз собирался звонить тебе.
— Правда?
— Ага. Можешь заскочить? Хочу дать тебе кое-что послушать.
Он явно был чему-то очень рад. Может быть, привык, наконец, к тому, как я изменилась.
— Конечно. Буду минут через… двадцать?
— Отлично, до встречи.
Когда я отключилась, в дверь заглянула Патти. Я сказала:
— Всё спокойно.
При виде мишени с ножом в груди Патти скривилась. Аура вокруг ее талии была голубой — оттенка печали, — но когда она повернулась ко мне, цвет изменился на чудесный бледно-розовый. Она скрестила руки на груди.
Свои золотистые кудри Патти заколола на затылке, но некоторые локоны выбились из-под зажима и обрамляли ее слегка веснушчатое лицо. Прямо позади нее, как всегда, стоял, со спокойной уверенностью глядя на нас обеих, туманный ангел-хранитель. Молчаливое присутствие ангелов, охраняющих людей, придавало мне уверенности.
— Доброе утро, — сказала я Патти.
— Куда-то собираешься?
— Да, к Джею.
— Как хорошо! — Даже в интонации ее голоса слышалась улыбка. — Целую вечность его не видела. Передашь ему, что я по нему скучаю? — Она пригладила рукой мои волосы, собранные в конский хвост, и поцеловала меня в щеку.
Я обернулась и крепко ее обняла. Вот чего не было у других испов, так это любящего воспитателя, который принимал бы их как есть. В последние полгода Патти много раз отвозила меня домой с вечеринок. Ужасно, что ей приходилось всё это видеть.
— Непременно передам. Спасибо, Патти. Люблю тебя. — Я схватила с тумбочки ключи и выскочила на улицу.
Странно было ехать к дому Джея. Какое-то время назад я перестала там бывать: с тех пор, как он начал работать и у него появилась девочка, а я сделалась Анной-тусовщицей, многое переменилось. Наверное, ничто не может оставаться всегда неизменным. Джей по-прежнему носил короткую стрижку, а то бы у него на голове образовалась плотная белокурая губка. Но он выглядел совсем взрослым, потому что весной подрос на пару дюймов и юношеская мягкость черт исчезла.
Он продолжал работать помощником диджея и в летние каникулы пошел стажироваться на одну из радиостанций в Атланте.
Под колесами захрустели сосновые шишки — это машина въехала на дорожку, ведущую к знакомому одноэтажному дому. Над ним склонилась огромная плакучая ива, лиственная завеса касалась редкой травы газона. Я взглянула на иву, которая была моим старым другом, и пошла к двери, вдыхая летний аромат жимолости.