Джоконда суетилась, точно бьющаяся об оконное стекло бабочка. Виржилио схватил ее за руку:
– Осторожно! Краска еще не высохла.
У Джоконды разладилось ощущение пространства, и она натыкалась на разные предметы. Три Грации дружно ходили за ней повсюду. Со стороны могло показаться, что она опережает время и уже играет какую-то драматическую роль, не назначенную Каэтаной.
– Ну что мы тут делаем: спим, едим, занимаемся гимнастикой? И все во имя искусства? Но кого же я буду играть? – во всеуслышанье спросила она.
С общего согласия было решено закрыть на время заведение и участвовать в артистическом бдении в кинотеатре «Ирис». Из-за этого Джоконда плохо спала и заразила бессонницей Трех Граций, хотя те стали теперь неприступными для клиентов, которые требовали их возвращения на рабочие места, обещая двойную плату за услуги.
– Мы живем теперь для искусства. Разве артисты не отдавали кровь до последней капли, чтобы вернуть человечеству его величие? Черт бы вас всех побрал! – говорила от имени всех Диана.
Пальмира дожидалась назначения роли, терпеливо записывая что-то в ученическую тетрадку, которую закрывала, когда какой-нибудь любопытный пытался сунуть туда нос.
– Это просто афоризмы. Я работаю над собой, никогда еще так не волновалась. Теперь понимаю, почему артисты такие рассеянные, что забывают платить долги.
Джоконда требовала от своих воспитанниц повиновения. Она сама вызвалась убраться в зале. Старательно выметала мусор из-под кресел; орудуя метлой, без труда могла сосредоточиться на неизвестном пока что персонаже, судьба которого вызовет у исполнительницы невероятные мечты.
– Как трудно быть актрисой, – жаловалась она под бременем своей ответственности.
Ее возглас привлек внимание остальных. Окруженная своими подопечными, Джоконда извинилась: она чувствовала себя знатной незнакомкой. Ей необходимо было свыкнуться с грядущей славой, в особенности забыть о ремесле проститутки, отделаться от привычки в присутствии посторонних подносить руку к груди, в которой билось вдребезги разбитое сердце.
Почти бессонные ночи в «Ирисе» измотали всех, особенно Джоконду. Каэтана все не показывалась, Полидоро мотался между собственным домом, «Паласом» и кинотеатром, стаптывая сапоги.
Сетования Джоконды упали на благодатную почву. Виржилио боялся, как бы стадо не разбрелось – потом его не соберешь.
– Вы что же, хотели легкой жизни? Так знайте, что никто здесь не имеет права расхолаживать остальных артистов, сеять раздоры только потому, что душа у него, видите ли, слишком чувствительная.
Учитель говорил проникновенно, заверяя, что искусство держится на беспредельной приверженности тому миру, который артисту приходится защищать. Поэтому сомнения, неизбежные в данных обстоятельствах, лишь обогащают его, никогда не сужая пределов мечты и не сводя ее к определенной реальной действительности.
Безделье порождало споры, но держало группу сплоченной вокруг лучезарного идеала. Примером служил Вениерис, без конца промывавший свои кисти. Он переходил от одной краски к другой с сомнением в душе. Подбирая темно-коричневый цвет для ротонды церкви, который он выбрал в тот же день, он вдруг получил после смешивания красок ярко-желтый, неуместный для создания мрачного тона. Занятый этой работой, он не замечал, что волоски вылезали из большой кисти, точно из головы, пораженной кожным заболеванием.
– Чего хочу, того и требую, – ответила Джоконда на замечание историка. – Не воображайте, что вы артист и можете командовать мной. Хоть вы и носите имя поэта, за всю жизнь не сочинили ни одного стишка.
Длинная юбка делала ее похожей на цыганку. Она покружилась, демонстрируя свои чары, но зал был так плохо освещен, что никто ею не восхитился.
– По правде говоря, крестивший меня священник возражал против имени поэта, просил родителей отказаться от него, но отец настоял на своем.
Отец Виржилио тоже был учителем начальной школы и надеялся, что сын, нареченный этим именем, когда-нибудь поедет учиться в Париж.
– А вы угодили в Триндаде, – заметила Себастьяна с неожиданной смелостью: забыла, что Виржилио, частенько навещая ее в постели, сеял не только собственное семя, но и зерна истории, особенно напирая на Педро I, нарушителя бразильских традиций в вопросах пола.
– Благодаря Триндаде я узнал вас, – галантно возразил он, рассчитывая на ее угрызения совести, раз уж Себастьяна легко поддается чувствам, возникающим как в темноте, так и при свете свечей. – Быть обязанным своим именем Вергилию – это еще полбеды, хуже было бы стать слепым, как Гомер. Вместо того чтобы видеть благословенный солнечный свет, несчастный грек жил в потемках, не знал исторических документов, как я их знаю, даже в руках не держал ни одного. Поэтому и сочинял небылицы за чечевичную похлебку.
Себастьяна устыдилась того, что обидела лучшего своего клиента, и вспомнила о его достоинствах: всегда платил, сколько попросишь, даже в тех случаях, когда плоть его оказывалась немощной. В начале каждой недели приносил ей подарки, так что на полке в ее комнате выстроилась целая вереница слоников, идущих хвостом к двери на поиски неведомой судьбы. Все они были получены за одно и то же.
При поддержке Пальмиры, которую трогали беды подруги и ее выпадающие зубы, Себастьяна сказала уже потише:
– Можно, я принесу вам кофе? Или еще чего-нибудь? – спросила она чуть ли не любовным шепотом.
Виржилио выпятил грудь. Впервые в жизни он почувствовал, какое это удовольствие, когда женщина при всех выполняет твою волю. Он даже ощутил жар во всем теле. Понял тех мужчин, которые грубы с женщинами ради того, чтобы испытать подобное удовольствие. Никогда он не распускал слюни на покорно лежащей под ним женщине только потому, что не был уверен в собственной способности поработить ее одной лишь плотской близостью.
По счастливой случайности и благодаря Себастьяне это скрытое чувство теперь прояснилось. Готовый наградить ее за такое важное открытие, Виржилио решил освободить Себастьяну от обязанности домашней хозяйки.
– Поберегите силы для спектакля, Себастьяна. Вы теперь актриса, и у вас более высокое назначение.
Джоконда не слушала пикировку любовников и то и дело поглядывала на дверь: Полидоро должен был принести новости от Каэтаны. Актриса не могла так долго оставлять их в безвестности. Никто не знал даже названия пьесы, не знали, предстоит ли им петь и танцевать или же только играть.
Диана тоже беспокоилась о том, что время идет, ощущала свою бесполезность, была не уверена в том, что и завтрашний день не будет таким же пустым.
– Что я тут делаю в такой поздний час? Беднею с каждым днем. Кто оплатит мои счета?
Расстроенная Диана выражала свое недовольство размашистой жестикуляцией. Она расхаживала по сцене, доски под ней скрипели, хотя их уже подколотили гвоздями с крупной шляпкой.
Виржилио взошел на помост, решив взять на себя руководство всей упавшей духом братией.
– До сих пор я скромничал, не хотел выделяться среди вас. Но теперь не буду скрывать от вас правду. Посмотрите, где я спал последние ночи.
И он растянул на сцене скомканный холст, служивший ему ложем, расчихавшись от поднятой пыли.
Этот театральный жест воодушевил немногочисленную публику, как-то утешил всех. Они смогли понять причины, по которым Полидоро не было в кинотеатре. Он жаждал помолодеть, вновь обрести состояние духа, какое было у него, когда они с Каэтаной любили друг друга. Поэтому справедливо, что он оставил их одних в мире, где не было ни горячей пищи, ни дружеского участия.
Диана закурила сигарету и пустила дым в направлении Вениериса. Этот грек, приплывший из Пирея, чем-то привлекал ее внимание. Пирей – знаменитый порт, известный своими проститутками, которым мало было суши, и они беспрестанно смотрели на безбрежные морские просторы.
Грубость Дианы не возбудила Вениериса, а рассердила. Однако он никак на нее не ответил: душа его витала в высоких сферах искусства. Он не вернется к прежним привычкам. И действительно, лавка, прежде служившая ему домашним очагом, оказалась слишком мала для его теперешних планов. С другой стороны, поглядев на Диану, он почувствовал, как ему не хватает женского тепла. Зимними ночами женское тело согреет лучше, чем густой суп или дымящийся чай.