– В такой холод я предпочитаю кашасу[14]. Тебе налить? – Теперь он натянуто улыбался.
– Для меня она слишком крепкая. К тому же я все еще на работе, – с усмешкой ответила Джоконда.
– По мне, так твои труды на сегодня закончены. Полидоро с удовольствием выпил кашасу. С первого глотка понял, что она из отличного перегонного куба, который он сам раздобыл для Джоконды.
Она скрывала свои чувства, не хотела показывать, что у нее на душе, но голос выдавал ее, ибо в нем звучала горечь.
– Что привело вас сюда, после того как вы исчезли? Мы тут могли бы все умереть, а вы об этом так ничего бы и не знали.
Стоящий рядом Полидоро обдал ее парами кашасы.
– Ты так мне этого и не простила, да? – Он тоже почувствовал заглохшую было жажду мести; оба со злостью уставились друг на друга. Полидоро искал на лице Джоконды самое уязвимое место, которое выдавало бы боль, наконец небрежно бросил: – Ты никогда не называла мне свое имя, данное при крещении.
Джоконда снесла удар, как будто прошлое не могло ее уязвить. Гордо выпрямилась, позабыв о пеньюаре, который распахнулся до колен.
– Я уже и не помню. У меня осталось только имя, которым окрестила меня Каэтана, с ним я и хочу лечь в могилу.
– А зачем Каэтане понадобилось менять твое имя? Забыв о вражде, он просто хотел выяснить для себя то, чего не знал. Может, это было одно из звеньев в цепи поступков Каэтаны, которые привели ее к отъезду без всякого предупреждения. Обладая порывистым нравом, Каэтана терпеть не могла затрепанных имен.
– У Каэтаны была привычка поправлять все, что казалось ей безобразным. Как артистка она не соглашалась с реальностью. Помнится, как-то она сказала, что новое имя может изменить судьбу человека. Вот тогда-то я и спросила, а какое имя нужно мне. Она улыбнулась и ответила – Джоконда. Я постеснялась спросить, а кто это такая. Что я могла знать о мире, в котором жила Каэтана? Мое имя она всегда произносила низким голосом. Таким голосом, что мне хотелось плакать и смеяться. И однажды она спросила: ты счастлива, Джоконда? Когда я сказала «да», она открыла обитую внутри бархатом шкатулку, полную безделушек. И выбрала для меня это кольцо.
И Джоконда взглянула на кольцо, металл потускнел, да и палец стал толще.
– Это кольцо – моя судьба, – сказала я себе. – И, рассказывая об этом, Джоконда вновь перенеслась мыслями в артистическую уборную Каэтаны.
– Каэтана тогда сказала мне...
Тут ей стало стыдно, и она замолчала. Полидоро она уже не воспринимала как собеседника.
– Что же она сказала?
Оказавшись выдворенным из гостиной и из прошлого Джоконды, Полидоро пылал, лицо его покраснело от кашасы и ревности: не мог он примириться с тем, что Каэтана отказалась от его покровительства и связалась с циркачами, кто-нибудь из которых, возможно, обладает ею, не обращая внимания на знаки страсти, оставленные им на ее теле. Ему была невыносима сама мысль о том, что Каэтана может быть счастлива без него. Поколотить бы Джоконду, она наверняка причастна к решению Каэтаны бежать из Триндаде.
Джоконда почуяла опасность, оценив пьяную ярость собеседника.
– Зачем вы пришли сюда? – спросила она напрямик, понимая, что это посещение может нарушить устоявшийся уклад жизни публичного дома.
– Я пришел просить об одолжении.
Он налил себе еще – кашаса обожгла глотку – и посмотрел в глаза женщине. Одолжение вовсе не означало, что он намерен выполнять все ее прихоти.
– Мне нужно, чтобы доктор Мендес из Железнодорожной компании направил поезд через Триндаде. В пятницу на этой неделе. – Почувствовав облегчение, налил себе еще стаканчик.
– Поезд? Вы с ума сошли. Восьмой год поезда здесь не проходят. – Джоконда просто оценивала обстановку, не спрашивая о причинах такой просьбы.
– Пусть он только распорядится, чтобы поезд свернул на нашу ветку. Остальное я беру на себя. Прикажу привести в порядок пути и произвести уборку в здании вокзала.
– Это так важно? – Тут она увидела, что Полидоро страдает, что грудь его беззащитна перед любым ударом. Не получив ответа, она продолжала: – Да что за товар везет этот поезд, чтобы его нельзя было отправить на грузовиках?
Джоконда все больше сомневалась. Как можно помочь, если не знаешь всей правды?
– Я думал, мы с тобой друзья, – сказал, поколебавшись, Полидоро.
Джоконда была непреклонна: пусть ответит, какой товар, иначе она помогать не будет.
– Не товар, а друг, который хочет прибыть в город без огласки.
Он мог бы, конечно, обратиться к губернатору штата. Но такая просьба пробудила бы любопытство, и Полидоро тут же превратился бы в уязвимую мишень для политических выпадов. А Джоконде терять нечего: всем известно, какую слабость питает к ней инженер Мендес.