Себастьяна, не владевшая собой от волнения, хотела найти поддержку у Виржилио. Но тот не пожелал занимать руки, чтобы иметь возможность обнять Каэтану, а перед этим устроить ей овацию, как только она ступит на платформу, точно на подмостки театра, и поэтому весьма непочтительно отмахнулся от Себастьяны.
Эрнесто не видел Каэтаны среди пассажиров.
– Где же она? – спросил он у Виржилио.
– Мне ее не разглядеть, я же постарше вас.
И Виржилио поспешно отошел: еще и Эрнесто хочет перехватить причитающиеся ему объятия Каэтаны.
Себастьяна отыскала Джоконду в толпе сошедших на платформу пассажиров.
– А ведь торт мы так и оставили в зале ожидания? Кто его караулит?
К ужасу Себастьяны, и Джоконда не пожелала составить ей компанию.
– Оставь меня в покое, разбирайся сама, – заявила она и отошла. Но тут же, в порядке примирения, сказала: – Почему все эти люди вышли на платформу, если им надо ехать дальше?
А пассажиры вышли в надежде купить какие-нибудь сладости или газеты, чтобы убить время в пути.
– Где мы? – спросил один из пассажиров. Полидоро не удостоил его ответом.
– Что за дерьмовый городишко? – сердито продолжал тот.
Полидоро ждал встречи с Каэтаной, и ему казалось, что шум толпы на платформе указывает ему место, где сошла актриса. Диана, влекомая той же мыслью, прошла мимо фазендейро и врезалась в толпу. Ее тревога возросла, когда послышался свисток паровоза, извещавший об отправлении, и пассажиры бросились к своим вагонам.
– Да вон Каэтана! – закричала Джоконда и побежала к женщине, стоявшей в глубине платформы.
Актриса, однако, не трогалась с места и не раскрывала объятий. Джоконду это не смутило. Каждый шаг приближал ее к Каэтане, и это определяло цель ее жизни. Видела она все хуже, пот и слезы застилали глаза. Она едва не столкнулась с грузной женщиной, которая чуть не опрокинула ее. Хотя все внимание Джоконды сосредоточилось на фигуре Каэтаны, она разглядела впереди Диану – эта зазнавшаяся шлюха, эгоистка несчастная, хотела сама пожать все лавры.
Виржилио не отказывался от соревнования: обогнал Джоконду, за ним следом бежала Себастьяна, чуть ли не наступавшая ему на пятки.
– Отвяжись от меня, Себастьяна, я тебе не сват и не брат! – прокричал он, желая, чтобы она убралась восвояси, тем более теперь, когда тень Каэтаны, едва различимая под навесом, где не было фонаря, маячила перед ним. – Каэтана, Каэтана! – волновался Виржилио.
Актриса меж тем колебалась, то ли ей остаться в Триндаде, то ли внять крикам пассажиров и машинисту, который уже тронул поезд и махал ей рукой. Но как только поезд набрал ход, эта женщина с неожиданной ловкостью вспрыгнула на площадку последнего вагона. И когда оттуда помахала стоявшим на платформе в тоске и печали, знакомой тем, кто испытал скуку захолустных городков, все удостоверились, что это не Каэтана.
Диана, до хрипоты кричавшая, чтобы Каэтана спрыгнула на ходу с поезда хотя бы с риском ушибиться, подумала, что разочарование – это побитый молью балдахин. И стала искать утешения у Пальмиры и Себастьяны, забыв, что минуту назад оскорбляла их.
– Если это не Каэтана, то где же она? Виржилио нуждался в человеческом тепле, которое он иногда получал в объятиях женщин, и подошел к ним. Однако Диана не желала предоставлять ему убежище.
– Думаете, я не видела, как вы нас опередили, чтобы первым обнять Каэтану?
Подобный эгоизм ранил чувства учителя. Он вспомнил, что в черные дни истории мужчины восставали против добродетелей, которыми раньше восхищались. И Виржилио предпочел молчание язвительному ответу, возможно оскорбившему бы Диану: всем им в этот день пришлось поволноваться. Особенно сочувствовал он Джоконде, стоявшей на краю платформы и, казалось, готовой броситься на рельсы, как Анна Каренина, так как она не могла уразуметь, что заставило Каэтану опоздать на поезд или же отказаться от поездки в Триндаде.
Полидоро не спешил вернуться в зал ожидания, его внимание привлекла газета, выброшенная кем-то из пассажиров из окна вагона: думал, что найдет записку между ее страницами, которые перебирал ветер. Эрнесто, понимая его настроение, подобрал газету, но никак не мог решиться утешить друга, сказав, что Каэтана из-за гриппа или неожиданного траура не смогла соответствовать его ожиданиям или же, накопив в душе столько сокровищ, побоялась столкнуть их с действительностью. Если она отказалась от посещения Триндаде, у нее остался по крайней мере набитый вещичками дорожный баул, а у Полидоро – ничего, ведь приезд Каэтаны был для него мечтой, которую сытная повседневная еда и копоть паровозного дыма развеют навсегда. Для простого смертного мечтать – непозволительная роскошь.